Последняя шутка Наполеона
Шрифт:
– Обалдеть! А линь был большой?
– Да, приличный был. Килограмма на три, если не больше.
Рите стало обидно. Она не в первый раз слышала о том, что проклятый линь идёт на крючок то к каким-то пьяницам, то к мальчишкам, которые и слыхать о нём не слыхали, то к глупым бабам – словом, к кому угодно, только не к тем, кто страстно мечтает его поймать и изо всех сил старается это сделать.
– А тебе линь когда-нибудь попадался, дядя Трофим? – спросила она.
– Да я не рыбак, – признался старик, – я больше любитель поговорить про рыбалку, других послушать, а ловить – нет. Рыбу почему-то жалко становится.
Докурив самокрутку, пастух подался к своим коровам. Он начал громко ругать Алёшку за то, что тот подпустил их близко к болоту возле дороги.
– Если увязнет – ты её будешь за хвост вытягивать? Отгоняй!
Становилось жарко. Поскольку клёв ушёл безвозвратно, Рита решила идти домой, чтобы не тащиться в гору под солнцепёком. Выпустив окуньков, которые ошалели от счастья так, что даже забыли сказать спасибо, она проворно смотала удочку и пошла. К дороге ей пришлось пробираться среди коров. Они её знали, и потому не очень боялись, хотя она стегала их удочкой. Быки вовсе не обращали внимания на неё. Алёшку она увидела издали, уже выйдя из стада. Сидя на кочке, он выливал из ботинок грязь. Рита помахала ему рукой. Он к ней подбежал, держа в одной руке кнут, а в другой – ботинки.
– Ритка, привет! Поймала линя?
– Ага, десять штук. Ты зачем коров в болото загнал, дурак?
– Да сами полезли!
– А ты, дубина, куда смотрел?
– На тебя. На бугор залез, гляжу – ты у заводи. Загляделся. А они, сволочи, как попрут к этому болоту! Любят, тварюги, гнилую воду лакать.
Рита засмеялась. Алёшка нравился ей – белобрысый, худенький, бесшабашный, вечно какой-то оборванный. Его дури хватило бы на троих. Достав из кармана "Кент", она закурила и угостила приятеля. Тот, спеша воспользоваться её сигаретной щедростью, отшвырнул и кнут, и ботинки, да вытер руки о джинсы. Прикуривая, спросил:
– А на что ловила?
– На выползка. Ой, домой их тащу! Вот дура.
Достав из сумки банку с червями, Рита их вытряхнула в траву.
– Мы сегодня ночью около церкви будем бухать, – сообщил Алёшка, – придёшь?
– А что отмечаете?
– Отмечаем покупку водки.
– Ого! Это что-то новое. Самогонные аппараты по всей деревне сломались, что ли?
– Работают. Просто Танька привезла какой-то дорогой водки из Протвино. Ведь у неё днюха была неделю назад.
– А я и не знала. Сколько ей стукнуло?
– Восемнадцать.
Дядя Трофим около реки вдруг хлопнул кнутом. Около дороги залаял и заметался Полкан – более толковый его помощник. Коровы медленно побрели куда-то мимо бугра.
– Мы сейчас погоним их к броду, – сказал Алёшка взяв кнут, – до вечера.
Рита двинулась дальше. С уловом она домой возвращалась обычно через деревню, а без улова – оврагом, мимо колхозной бани. Поскольку улова не было, ей пришлось делать крюк, хотя из-за начинающейся жары идти было тяжело. На склоне оврага её соседи – отец и два сына Тюлькины, ворошили сено. На их вопрос, идёт ли она с рыбалки, Рита ответила отрицательно. После этого ей пришлось опровергнуть их утверждение, что в её руке – удочка, а не грабли. Они немного обиделись. Ей на это было плевать. Чуть поближе к бане две молодые женщины полоскали в ручье бельё. С ними состоялся аналогичный диспут. Словом, домой Рита заявилась в немного взвинченном состоянии.
Её дед, Иван Яковлевич, мгновенно это заметил. Он всё всегда замечал, чем бы ни был занят. В то утро он регулировал клапана своей старой "Волги", надев холщёвую кепку с узеньким козырьком, чтоб солнце не пекло лысину.
– Дед, помочь? – заставила его вздрогнуть Рита, идя к крыльцу. Её тон делал невозможным любой ответ, кроме отрицательного.
– Не нужно, – сказал полковник в отставке, пристально поглядев на внучку поверх очков в пластиковой оправе, – ты лучше глянь, не горит ли каша, а заодно самовар включи.
И опять склонился к мотору.
– Спасибо, что не спросил, с рыбалки ли я пришла, – прокричала Рита уже с терраски, гася под кастрюлькой газ. Включив электрический самовар, прибавила:
– Вся деревня ко мне сейчас обратилась с этим вопросом, хоть я задами шла. Представляешь?
– Рита, твой городской снобизм не красит тебя, – заметил старик, – людей надо уважать, даже если они задают тебе странные, на твой взгляд, вопросы. Разве они тебя оскорбляли?
– За что людей надо уважать? – возмутилась Рита, – Только за то, что они родились без хвостов и шерсти? Или за то, что им приходится постоянно работать, поэтому думать некогда?
– Да, в том числе и за это. Уж лучше вовсе не думать, Риточка, чем додуматься до того, что ты сейчас изрекла.
Рита огорчилась. Меньше всего на свете она хотела обидеть деда. Это был человек, который ни разу в жизни не сделал зла никому, исключая тех, с кем бился на фронте. И вот – обиделся. И понятно было, на что. Родившись в деревне, он деревенским так и остался, хоть получил два высших образования и полвека прожил в Москве, где преподавал в академии Жуковского. Впрочем, он никогда на внучку подолгу не обижался. Она была на него похожа – мечтательные глаза, глубокая рассудительность, нос с горбинкой. Лет до пяти росла Рита с мыслью, что её дед может всё. Её разочарование было страшным, когда вдруг выяснилось, что он не умеет играть на скрипке. Чуть повзрослев, она могла целыми вечерами слушать его рассказы о страшной и бурной юности, о войне, о послевоенной жизни. Любила слушать, как дед вполголоса напевает, что-нибудь мастеря или наблюдая за поплавком. Песни "Заводь спит", "Варяг" и "Путь сибирский дальний" запали в сердце ей на всю жизнь.
– Дед, а тебе лини когда-нибудь попадались? – спросила Рита во время завтрака на терраске. Завтрак был сытным, хоть не изысканным – манка, яйца, вареная колбаса, чай с бубликами. Иван Яковлевич наморщил лоб, вспоминая.
– Да, я линей ловил. Не очень, правда, больших. До двух килограммов.
– А это было давно?
– Лет десять назад. Здесь, под Вязовной.
– А ты специально шёл на линя?
– Да что ты? Я специально ни на кого не нацеливаюсь. Что клюнуло, то и клюнуло. Рыбалка – это приятный отдых, не больше.
Рита задумчиво отхлебнула чаю.
– Ты не усматриваешь здесь мистики?
– Мистики? – удивленно переспросил Иван Яковлевич, – О чём ты?
– О том, что линь не клюет у тех, кто пришёл ловить именно линя – какие бы тонкие снасти он не наладил, какую бы вкусненькую наживку не приготовил, как бы не прикормил. Линь умнее хитрых.
– Чистые сердцем Бога узрят, – изрёк отставной военный и, отодвинув свою тарелку, также начал пить чай. Теперь удивилась Рита.
– Это откуда?