Последняя схватка

Зевако Мишель

Но вопреки ожиданиям, герцог оставался на месте. Он презрительно повел плечами и, странно улыбаясь, прислонился к двери, преградив Пардальяну путь.

Железный молоток беспрестанно обрушивался на ворота. И тот же властный голос снова громко предупредил:

— В последний раз говорю, откройте, или я прикажу высадить ворота!

— Высаживайте, если вам угодно, — флегматично ответил Карл Ангулемский.

Его двусмысленное поведение не могло обмануть шевалье. А неловкими словами герцог выдал себя с головой. Пардальян сразу разгадал ту маленькую хитрость, на

которую решил пойти Карл Ангулемский. Да, шевалье прекрасно понял, что именно задумал герцог, — будто тот сам все ему объяснил.

Герцогиня же не заподозрила ничего дурного и решила, что ее супруг отказался от мысли выдать шевалье. В сердце Виолетты невольно говорила любовь к мужу.

— Я же сказала вам, шевалье, что дружеские чувства не могут окончательно угаснуть! — радостно воскликнула женщина.

Пардальян тихо засмеялся.

— Как вы наивны! — просто произнес он.

— Что вы имеете в виду? — поразилась герцогиня.

Ничего ей не ответив, Пардальян язвительным тоном обратился к герцогу:

— Примите мои поздравления! Сразу видно, что вы многому научились у мадам Фаусты. А как блестяще вы применяете полученные знания! Ай да святоша! Столь грубое ханжество не было вам свойственно до того, как вы стали брать уроки у бывшей папессы.

Герцогиня недоумевала. Женщина уже стала опасаться, не сошла ли она с ума, когда Пардальян спокойно объяснил:

— Герцог вполне мог спуститься, открыть ворота и выдать меня. Но у него не хватает мужества открыто пойти на эту низость. Он предпочитает, чтобы бандиты сами высадили ворота. А когда негодяи это сделают — кстати, ждать долго не придется: слышите, как долбят? — д'Альбаран и Кончини ворвутся сюда и схватят меня на месте. Видите, как все замечательно: благородный герцог от меня избавится, и мне не в чем будет его упрекнуть. Блестящая идея, не правда ли, Виолетта?

От этой, как выразился Пардальян, «блестящей идеи» герцогиня на миг потеряла дар речи. Она посмотрела на шевалье, который тихо покачивал головой, как бы говоря: «Да, да, так оно и есть». Потом перевела взгляд на герцога и, увидев его смущение, все поняла. В ее упреке было больше грусти, чем возмущения:

— Как вы могли?.. Господи, какой низкий расчет… я не узнаю благородного Карла Ангулемского, которого я так любила.

Мощные удары сотрясали ворота: Кончини велел разнести их в щепки, раз жильцы отказывались повиноваться прево. Крепкие ворота пока еще не поддавались яростному натиску. Но было понятно, что долго им не простоять.

Герцогиня властным голосом распорядилась:

— Спускайтесь, сударь. Поговорите с ними.

Этот голос шел из глубины сердца, ему нельзя было не повиноваться. И герцог ответил:

— Хорошо, мадам. Раз вы гак настаиваете, я пойду…

На губах у него снова появилась та же странная улыбка. На этот раз герцогиня сама все поняла. Она остановила герцога движением руки и предупредила:

— Погодите. Хоть я и не узнаю вас, но смею надеяться, что вы не приведете их сюда и не выдадите им гостя, которого вам послало само небо. Однако, поскольку вы сейчас, по-моему, не совсем в себе, а

в таком состоянии от людей можно ждать чего угодно, предупреждаю, что сюда они войдут только через мой труп.

IV

ЖИЗЕЛЬ АНГУЛЕМСКАЯ

С этими словами Виолетта извлекла из-за корсажа маленький кинжал и нервно стиснула пальцами его рукоятку, всем своим видом показывая, что готова пустить оружие в ход. А взглядом она пыталась проникнуть герцогу в душу. В его глазах мелькнул кровожадный огонек. И ей стало понятно, что эта угроза не остановит его… Наоборот… Кончилась любовь… Прощай, счастье… Женщина почувствовала острый укол в сердце и пошатнулась, с трудом удержавшись на ногах. Собрав всю свою волю, Виолетта начала лихорадочно думать, чем можно остановить Карла Ангулемского. И вдруг ее осенило. Ровным голосом, от которого повеяло могильным холодом, герцогиня сказала:

— Предупреждаю, что рядом с моим трупом вы обнаружите бездыханное тело вашей дочери.

Это подействовало. Любящий отец возопил:

— Девочка моя!.. Дочь!

Герцогиня вздохнула с облегчением: она почувствовала, что нашла в очерствевшей душе своего супруга уязвимое место.

— Да, ваша дочь, — страстно проговорила Виолетта. — Ваша дочь — настоящая Валуа, и она не переживет позора своего отца. Она заколет себя этим же кинжалом. Ведь так, дитя мое?

Жизель, которая с болезненным изумлением слушала разговор, не очень понимая, о чем так яростно спорят отец и мать, ответила:

— Конечно, матушка. Позора отца мне не вынести. И обагренный вашей кровью кинжал поможет и мне уйти из жизни, которая станет для меня нестерпимой мукой.

Она произнесла это без всяких колебаний, благородное и гордое дитя. И сказано это было таким тоном, что у отца не осталось никаких сомнений в том, что именно так девушка и поступит. Мать поблагодарила ее улыбкой и ласковым взглядом, а герцог мгновенно взмок и стал жалобно и почти униженно умолять дочь:

— Жизель, о моя дорогая крошка!..

А она не просто любила отца — она боготворила его! И, ответив матери без всяких колебаний, она добавила с улыбкой, уверенным голосом, в котором звучала трогательно наивная, но непоколебимая вера в обожаемого батюшку:

— Но я не сомневаюсь, что умру своей смертью. — Девушка вытянулась в струнку, глаза ее горели гордостью. — Скорее небо упадет на землю и поглотит весь мир, чем герцог Ангулемский, мой высокочтимый отец, хоть в самой малости погрешит против чести.

И это было сказано со святой верой, которую не могли поколебать ни люди, ни боги.

— Какое сердце! — умилился Пардальян.

Отец с горячей признательностью посмотрел на дочь и немного сгорбился, словно на него слишком давило такое бремя этой безоглядной веры.

Взгляд матери лучился гордостью. Она страстно прижала дочь к груди и взволнованно произнесла:

— О ангел мой, в своей невинности ты нашла нужные слова. Они кажутся простодушными — но на самом деле столь глубоки и прекрасны, что не пропадут даром.

Потом Виолетта повернулась к супругу и кротко проговорила: