Последняя тайна храма
Шрифт:
Раздраженно покачав головой. Халифа подошел к окну, потянул за шнур, и металлические пластины со скрежетом опустились, погрузив комнату в полумрак.
– Этого достаточно? – спросил он, косясь на опасливого банкира.
– Намного лучше, – ответил Хасун. – Предосторожность никогда не помешает.
Он включил настольную лампу и, оглянувшись по сторонам, словно сомневаясь, что в кабинете, кроме них, никого нет, открыл портфель. Слиток лежал на дне чемодана, обмотанный в ту же черную ткань, в которой его нашел Халифа. Хасун достал золото и аккуратно положил на стол. Халифа закурил и встал за спиной банковского клерка.
– Ну, что же вам удалось выведать? – спросил инспектор, выпуская клуб серо-голубого дыма.
– Как ни странно, довольно много, – сказал банкир, разворачивая обертку; линзы его очков сверкали, отражая свет, исходящий от идеально гладкой желтой поверхности слитка. – Мне и самому было интересно. Тридцать лет занимаюсь золотом, а тут такая необычная вещица!
Он с благоговением прикоснулся к слитку и достал из бокового кармана портфеля печатный отчет.
– На вид слиток вполне обычный, – сухо начал он. – Форма – стандартная трапеция, размер – двадцать шесть сантиметров на девять и на пять, вес – двенадцать килограммов и двести пятьдесят граммов. Золотой состав – девятьсот девяносто пять тысячных, что приблизительно равняется двадцати четырем каратам или чуть больше.
– Сколько он стоит?
– Цены на рынке золота подвержены регулярным колебаниям, но на данный момент я бы определил стоимость этого слитка в пятьсот двадцать тысяч египетских фунтов, или сто сорок тысяч долларов.
Халифа закашлялся, выпустив густое облако дыма. Оно клочками начало рассеиваться в застоявшемся воздухе кабинета.
– Быть не может!
Хасун пожал плечами.
– Золото всегда в цене. Особенно такого качества.
Он с довольным видом провел рукой по слитку, как будто поздравлял любимого пса за великолепно исполненный трюк. Халифа оперся костяшками кулаков о стол и наклонился.
– Ну а что с клеймом? – Он кивнул на выгравированное изображение орла со свастикой. – Узнали что-нибудь?
– А как же, разумеется, узнал, – ответил Хасун. – Вот тут-то и начинается все самое интересное.
Он вытянул вперед руки, сжав ладони и похрустев костяшками, как пианист перед концертным выступлением.
– Никогда еще мне не попадался настолько тщательно сделанный оттиск, – сказал Хасун. – Так что я решил изучить как можно подробнее происхождение слитка. И не ошибся: история этого слитка на редкость удивительна. Не хочу обременять вас деталями, скажу лишь о самом важном.
Последние слова он произнес с явной горчинкой в голосе, словно сожалея, что не сможет засыпать Халифу грудой мелких ювелирных подробностей. Инспектор почувствовал это недовольство собеседника, но смолчал, с нетерпением ожидая, когда Хасун наконец перейдет к делу.
– Итак, – продолжил финансист после непродолжительной паузы, так и не дождавшись ответной реакции инспектора, – похоже, что орел со свастикой являлся официальным клеймом прусского государственного монетного двора, который до конца Второй мировой был национальным монетным двором Германии и находился в Берлине.
Халифа внимательно смотрел на слиток; струйки сигаретного дыма, извиваясь, поднимались из уголков его губ.
– Это было несложно выяснить. Всего-то надо было полистать несколько справочников да позвонить паре экспертов. А вот дальше, – он взял обеими руками увесистый слиток и перевернул его, – дело оказалось не таким простым…
Он указал инспектору на ряд крошечных, едва заметных невооруженным глазом цифр в верхнем левом углу, на оборотной стороне слитка. Халифа фыркнул от удивления. Когда он сам рассматривал слиток, то даже не заметил эти циферки.
– Серийный номер?
– Совершенно верно. На некоторых слитках такие есть, на некоторых – нет. Серийный номер позволяет проследить происхождение слитка – где и когда его отлили, кому он принадлежал и так далее.
– И что можно узнать по этому?
– Очень многое. Однако мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы все это разведать. Какую-либо систему в цифрах проследить невозможно. Они просто отсылают к определенной регистрационной записи в том учреждении, где их отчеканили. Я просидел на телефоне вчера весь вечер и большую часть сегодняшнего утра, пытаясь получить информацию о слитке. Архивы прусского монетного двора сильно пострадали после сорок пятого года. В Бундесбанке никаких записей от этого периода не сохранилось. Честно говоря, я уже отчаялся чего-нибудь добиться, когда сотрудник музея Бундесбанка посоветовал мне связаться с… – Хасун пробежал глазами по отчету, – …корпорацией «Дегусса» из Дюссельдорфа. В свое время она была одной из главных золотоотливочных компаний Германии. Активно сотрудничала с нацистами. Разнообразные интересы…
– Да-да, понимаю, – оборвал его Халифа. – Так что вы все-таки нашли?
– В общем, архивариус «Дегуссы» – очень милый и вежливый человек, – Хасун сделал ударение на слове «вежливый», как бы желая тем самым сделать скрытый упрек Халифе, – перерыл корпоративные документы и в результате нашел-таки запись с нужным серийным номером. Вот что значит немцы – во всем дисциплина и порядок.
– И что же?
Голова Халифы нависла прямо над слитком, а на кончике сигареты образовался длинный цилиндрик пепла, готовый вот-вот упасть вниз.
– По всей вероятности, слиток происходит из партии в пятьдесят брусков, изготовленных «Дегуссой» в 1944 году. В мае сорок четвертого, если быть точным. Семнадцатого числа того месяца партию передали Рейхсбанку, предшественнику нынешнего Бундесбанка.
– А потом?
– Похоже, что большинство брусков было переплавлено в конце войны.
– Большинство?
– Ну, как видите, один точно сохранился. – Хасун посмотрел на лежавший перед ним на столе блестящий слиток. – А кроме него, согласно эксперту из «Дегуссы», есть еще как минимум два.
Он прервался на мгновение, как профессиональный актер, чтобы усилить напряжение перед кульминацией рассказа.
– Их нашли в шестьдесят шестом, в Буэнос-Айресе. Израильские спецагенты. В доме некоего, – он сверился с отчетом, – Юлиуса Шехтманна. Бывший нацист, офицер вермахта, в конце войны перебравшийся в Аргентину и живший там с тех пор под вымышленным именем. Израильтяне вышли на его след и притащили в Израиль, вместе со слитками. Они сейчас хранятся в иерусалимском Центробанке.
– А что стало с Шехтманном?