Последняя тайна храма

Сассман Пол

Бен-Рой поблагодарил женщину и нажал кнопку «2». Едва он отнял от звонка палец, как дверь распахнулась и на пороге появилась крошечная, ростом чуть выше ребенка, ссохшаяся старушка в кримпленовом халате и в тапочках, с трясущимися руками.

– Госпожа Вейнберг? – Бен-Рой достал свое удостоверение. – Инспектор Бен-Рой, полиция…

Старушка слегка вскрикнула, схватившись за горло.

– О Боже! Неужели что-то стряслось с Самуилом? Нет-нет! Что с ним, ради Бога, скажите, что с моим Самуилом?!

Полицейский успокоил пожилую женщину, убедив, что он пришел не из-за Самуила, о котором вообще слышит первый раз. Он хочет расспросить ее о покойной соседке. Она не сразу поверила ему, долго вздыхая и охая, моргая влажными от слез глазами. Постепенно старуха пришла в себя и жестом пригласила Арие пройти в квартиру, находившуюся на первом этаже, справа от входа.

– Самуил – это мой любимый внук, – объяснила старушка, когда они вошли в квартиру. – Сейчас служит в Газе, сохрани его Господи! Теперь я не могу спокойно слушать новости, а когда звонит телефон, сердце сжимается. Не могу заснуть, так боюсь. Он же совсем еще мальчик!

Она провела Бен-Роя в маленькую темную гостиную, где, кроме тяжелого деревянного комода, стояли лишь два кресла и черно-белый телевизор, а на нем – желтый волнистый попугай в клетке. Повсюду были расположены старые фотографии, в застоявшемся воздухе пахло чем-то сладким и крайне неприятным – то ли птичьим пометом, то ли маслом. Из глубины помещения доносилось дребезжание радио – армейская волна, догадался инспектор.

Госпожа Вейнберг усадила Арие в кресло и исчезла на минуту, чтобы выключить радиоприемник, а вернулась со стаканом апельсинового сока.

– Так о чем вы хотели спросить?

– Хм-м…

– Ну вы же сказали, что хотите задать пару вопросов о четвертой квартире?

Бен-Рой посмотрел на листок бумаги с записями, который до сих пор держал в руке, и постарался сконцентрироваться.

– О госпоже Гольдштейн? – спросила старушка. – Я говорила и скажу еще хоть тысячу раз: она плохо кончит. Когда она переехала, весь квартал вздохнул с облегчением. Помню, это было в пятницу…

– Речь идет не о ней, а о Ханне Шлегель, – прервал ее Бен-Рой.

Спицы, которые взяла старушка, замерли у нее в руках.

– Боже мой!

Женщина некоторое время молча смотрела на клубок.

– Ваша соседка со второго этажа сказала, что вы ее знали.

– Ужасно, – вздохнула она. – Ужасно. Ее убили, где-то в пирамидах, арабы. Жестоко, хладнокровно… Ужасно.

Распухшие костяшки на ее сжатых кулаках напоминали наросты древесной коры.

– Она была очень спокойным, вежливым человеком. Была приветливая, но не очень разговорчивая. У нее были… цифры, вот здесь. – Женщина подняла правую руку и провела левой ладонью по внутренней стороне предплечья. – Такие делали узникам концлагерей.

Попугай ни с того ни сего загорланил бессмысленную песенку, затем так же неожиданно замолк. Бен-Рой глотнул сока.

– Египетская полиция сейчас пересматривает дело, – сказал он. – Они попросили нас узнать подробнее о госпоже Шлегель. Общие сведения: работа, семья, близкие.

Женщина подняла свои тонкие бледные брови и принялась быстро вязать. Шерстяные нити будущей ермолки вылезали из-под ее пальцев словно водоросли.

– Мы никогда близко не общались, – сказала она. – Здоровались, конечно, но вообще она была замкнутым человеком. И очень тихим. Не то что госпожа Гольдштейн. Та просто не могла не шуметь. Боже, как мы от нее устали!

Ее лицо исказилось от омерзения. Бен-Рой ощупал карманы и обнаружил, что забыл взять ручку. В стеклянной вазе на комоде стояла авторучка, но он постеснялся просить хозяйку, боясь выглядеть нелепо в ее глазах. «Хрен с ней», – подумал Бен-Рой и решил все записать, когда вернется в участок.

– Она поселилась здесь до того, как мы приехали, – продолжила старушка. – Это было в шестьдесят девятом, в августе. Мы перебрались сюда из Тель-Авива. Тедди этого хотел, я – не очень. Когда мы приехали, я подумала: «Клог из мир!» [59] Как нас занесло в подобную дыру? Везде было так грязно после арабов, дома полуразрушенные, опустошенные… Это теперь я понимаю, что нигде больше не смогу жить. Это Тедди, мой муж, – она указала спицей на фотокарточку, стоящую на комоде, – полный низкорослый мужчина в фетровой шляпе и талите на фоне Западной стены. – Мы прожили вместе сорок лет. Вам, наверное, трудно в это поверить. Сейчас-то молодые через пару лет разбегаются. Ох, как мне его не хватает!

59

Горе мне! (идиш)

Она вытерла слезы, выступившие на глазах. Смутившись, Бен-Рой перевел взгляд на пол.

– Короче говоря, она здесь к тому времени уже жила. Вероятно, заселилась сразу после освобождения.

Бен-Рой заерзал в кресле.

– А прежде где она проживала?

Женщина пожала плечами, не отрываясь от вязанья.

– По-моему, она как-то упомянула, что жила около Меа Шарим, но я не уверена. Она родилась во Франции, перед войной. Иногда она использовала французские слова, когда была одна – например, спускаясь по лестнице. Я слышала.

– Вы сказали что-то про концлагерь.

– Ну, это я от доктора Таубера знаю. Он мне рассказал. Доктор Таубер, пожилой мужчина, из шестнадцатого дома. Вы его, конечно, знаете.

Бен-Рой не знал никакого доктора Таубера, но промолчал.

– Я видела несколько раз ее татуировку и знала, что она сидела в лагерях. Сама она ничего не рассказывала – не хотела. Но однажды болтаем мы как-то с доктором Таубером – очень милый человек, отошел в лучший мир года четыре или пять назад, Господь да упокой его душу! – так вот, доктор Таубер мне и говорит: «Знаешь женщину, которая над тобой живет, госпожу Шлегель?» «Знаю», – говорю. «Можешь себе представить, – говорит он, – мы вместе приплыли в Израиль. На одной лодке. В сорок шестом году, из Европы». Англичане не пускали их в Хайфу, и тогда они попрыгали в море и поплыли к берегу. Ночью, целую милю плыли в кромешной темноте. А спустя двадцать лет они оказываются соседями по улице. Вот так совпадение, что скажете?!

Сверху послышался глухой топот, как будто кто-то пробежал по комнате. Старушка подняла глаза к потолку.

– Это господин Таубер рассказал вам, что она была в Освенциме?

– А?..

– Ханна. Ханна Шлегель?

Пожилая женщина немного смутилась, отвлекшись от основной темы, но быстро все вспомнила.

– Ну да, конечно. Он сказал, что они познакомились на лодке. Я говорила вам, что они приплыли на одной лодке, а? Ну так вот, они плыли две недели. Набились в малюсенькое суденышко шестьсот человек. Как сельди в бочке. Можете представить? Пережить лагеря и решиться на такое! В общем, они познакомились, стали общаться. Она сразу понравилась доктору Тауберу. Молодая и красивая, очень крепкая и закаленная. Ее брат вел себя как-то чудаковато. Ничего не говорил, только на море смотрел. Видимо, уже тогда был инвалидом.