Последняя теорема
Шрифт:
— За свое спасение я должен поблагодарить Гамини Бандару, моего самого старого и лучшего друга, и его отца, доктора Дхатусена Бандару.
Ранджит указал на отца Гамини. Тот учтиво принял свою долю аплодисментов.
— Есть еще двое людей, которым я обязан, — продолжал Ранджит. — Это мой покойный отец, Ганеш Субраманьян, который был главным жрецом храма Тиру Конесварам в Тринкомали. Еще один человек прячется за сценой, но именно от него, вернее, от нее я впервые услышал о том, что ключ к доказательству теоремы Ферма следует искать в математических методах, которые были известны на то время, чтобы затем попытаться понять, каковы были
Она вышла на сцену, и хотя в этот момент Ранджит еще что-то говорил, никто толком не разобрал его слов. Майру встретили шквалом аплодисментов. Наверное, потому, что у Ранджита все было написано на лице, но, может быть, и потому, что Майра выглядела просто потрясающе.
Ранджит был готов слушать эти овации вечно, но Майра решительно покачала головой.
— Спасибо, — прокричала она, — но давайте же дослушаем Ранджита до конца.
Она отошла от трибуны и села рядом с отцом Гамини.
Ранджит снова обратился к аудитории.
— Все уже рассказано, — проговорил он, — но я обещал, что отвечу на несколько вопросов…
Он успешно уклонился от вопросов насчет того, где его прятали и почему. А потом он вернулся в дом Форхюльстов вместе с группой тщательно отобранных гостей. В эту группу попали почти все, кто сидел на двух первых рядах, и еще несколько приглашенных, а также нанятые для такого случая официанты, чтобы разносить напитки и закуски. Это было сделано для того, чтобы постоянные слуги дома Форхюльстов, каждый из которых считал себя причастным к событию, смогли поучаствовать в празднике на правах гостей.
Ранджит и Майра сидели рядом и держались за руки, необычайно счастливые. И все гости тоже радовались, и шампанское лилось рекой.
Доктор Бандара, конечно, уже был на борту личного ВАВ-2200, летел в Нью-Йорк. Но перед тем как уйти, он отвел Ранджита в сторонку на пару слов.
— Несомненно, тебе понадобится работа, — сказал он.
Ранджит кивнул.
— Гамини что-то говорил насчет возможности поработать с ним.
Дхатусена Бандара улыбнулся.
— Надеюсь, это получится, но, боюсь, не сразу. А пока, насколько я понял, университет готов предложить тебе место на факультете математики. Ты сможешь вести несколько спецкурсов и при желании продолжать собственные исследования.
— Но ведь я не профессор! Даже учебу не закончил!
Доктор Бандара терпеливо произнес:
— Профессор — всего-навсего человек, которого университет принял на работу в этой должности. А насчет отсутствия ученой степени не переживай. Думаю, тебе вот-вот начнут предлагать такие степени, о которых ты прежде мог только мечтать.
Все это, конечно, Ранджит сразу же пересказал Майре. Но Беатрикс Форхюльст, сидевшая рядом, с сомнением покачала головой.
— Знаешь, — сказала она, — я даже не уверена, что тебе потребуется работа. Вот, взгляни. — Она показала стопку распечаток, доставленных ее секретаршей, для которой пришлось нанять помощницу, чтобы управиться с потоком корреспонденции, поступавшей на имя Ранджита. — Люди просят, чтобы ты пришел и поговорил с ними, мечтают взять у тебя интервью. А некоторым вполне достаточно, чтобы ты заявил во всеуслышание, что пьешь пиво того сорта, который они выпускают, или носишь производимые ими рубашки. И они готовы за это платить! Такие
— Ну и ну! — смеясь, проговорила Майра. — Бедным остается только ахнуть.
А помощница секретарши уже махала очередным листом, который только что выполз из щели принтера. Мефрау Форхюльст пробежала распечатку глазами, сдвинула брови и сказала:
— Ранджит, это не насчет денег, но, думаю, тебе следует прочитать. И тебе, Майра.
— Мне? — удивилась Майра. — При чем тут я?
Но когда потрясенный до глубины Ранджит передал листок Майре, та поняла, почему ей тоже следовало это прочесть. Письмо пришло из храма, где всю жизнь служил отец Ранджита. Вот что написал старый монах:
Твой отец гордился бы тобой еще больше и радовался бы вместе с нами, если бы узнал, что ты намерен жениться. Пожалуйста, не тяни с этим! Нельзя дожидаться несчастливых месяцев ашадха, бхадрапад и пушья. И пожалуйста, не назначай свадьбу на вторник и на субботу.
Майра посмотрела на Ранджита. Тот в смятении глядел на нее.
— Разве я что-нибудь говорил о том, что собираюсь жениться? — спросил он.
Майра слегка покраснела.
— Ну… ты сказал обо мне хорошие слова, — сказала она.
— Я ничего такого не помню, — озадаченно проговорил Ранджит. — Наверное, во всем виновато подсознание. — Затем он сделал глубокий вдох и сказал: — А это доказывает, что мое подсознание умнее меня. Ну как, Майра? Согласна стать моей женой?
— Конечно, — ответила она таким тоном, словно услышала самый глупый вопрос в своей жизни.
Да собственно, так оно и было.
Позднее, вдвоем просматривая выпуски новостей, где показывалось выступление Ранджита, они обнаружили, что сказанное им о Майре вполне может быть истолковано как признание: он не представляет себе жизни без нее… Впрочем, по большому счету они уже были мужем и женой.
Все ли складывалось идеально для этой любящей пары? Без преувеличения можно сказать, что да. Должны ли они официально пожениться — такой вопрос не стоял, решение было принято окончательно и бесповоротно. Не было и вопроса «когда?», потому что ответ мог быть только один: «как можно скорее». Оставались другие вопросы: «где?» и «кто должен их поженить?». Сначала казалось, что на это ответить легко, потому что семейства Форхюльстов, Бандара и де Соуза имели доступ ко всем храмам в Коломбо, не говоря уже о бюро гражданской регистрации браков. Уже вовсю шло отсеивание непривлекательных вариантов, как вдруг Майра заметила, что взгляд Ранджита стал рассеянным, а выражение его лица — отстраненным.
Услышав вопрос, что с ним, юноша пожал плечами.
— Да ничего. Правда, все в порядке.
Но поскольку от Майры не так легко было отделаться, он в конце концов сдался и показал еще одно письмо от старого монаха.
Твой отец был бы так счастлив, если бы твое бракосочетание прошло в его храме.
Майра прочитала это дважды и улыбнулась.
— Какого черта, — сказала она. — Не думаю, что цейлонские пресвитеры будут сильно возражать. Я всем так и скажу.