Последняя Утренняя Звезда
Шрифт:
Уртред колебался, не зная, должен ли он коснуться Джайала и попытаться вернуть его к жизни, или подождать. Но тут молодой рыцарь резко открыл глаза, приходя в себя, и увидел жреца, стоящего рядом. Он повернулся, прижав одну руку ко лбу, и вытянул вторую в сторону далекого горизонта.
— Мой отец, — прошептали бледные губы.
Уртред невольно посмотрел туда, куда смотрел меч. Ничего, за исключением облетевших деревьев, снега и далеких холмов. — Что с ним? Что ты видишь?
— Я видел его.
— Это только сон, — ответил Уртред, протягивая руку в перчатке, чтобы успокоить его, но Джайал не обратил внимание на его слова.
— Я видел
— Сон, только сон, — повторил Уртред.
Вот теперь Джайал повернулся лицом к нему. — Я больше не вижу снов, жрец. Сны — для тех, кто является частью этого мира. Но я не живу ни в этом мире, ни в другом, мы с Двойником зависли между мирами. Когда я сплю, я вижу Мир Теней, и когда просыпаюсь, тоже.
Он помедлил, его беспокойные глаза сверлили маску Уртреда. — Ты жрец, человек Бога. Ты можешь создавать драконов и стены огня. Но что ты знаешь о другой магии, о магии Теней? О магии, которая крадет сны человека и подсовывает ему другие? Что это за человек, если даже его сны не свободны? Сегодня ночью Двойник проходил ко мне, пока я спал. Он показал видение отца. В последний раз я видел его семь лет назад на поле боя в Тралле, и внезапно, он очутился здесь. Он держал сверкающий Теневой Жезл, но пока я глядел на него, свет умер, и все стало темно.
— Что это означает? — прошептал Уртред.
Мрачная улыбка перекосила рот Джайала. — Неужели ты не понял? Он хочет, чтобы я поторопился, чтобы как можно быстрее шел в Искьярд. Он хочет показать мне, что отец в опасности, ему нужна моя помощь. — Джайал тряхнул головой. — Как бы быстр я не был, одно мне ясно: отец мертв; я точно это знаю. Двойник завладел Жезлом: теперь он управляет нашими судьбами.
Уртред повернулся к Талассе, надеясь, что она сможет как-то успокоить младшего Иллгилла, если он сам не в состоянии. Но она промолчала, и только опустила глаза к земле.
Джайал заметил их молчаливый обмен взглядами и его губы исказила усмешка, которая вполне могла бы принадлежать его злому близнецу. — Теперь в понял. Вы вместе и ничего не можете сделать для меня. Живите и радуйтесь своим снам. — С этими словами он пошел, спотыкаясь и оступаясь, через глубокий снег к снежным равнинам и черной линии холмов. Потом, внезапно, он охватил голову руками и резко остановился.
— Простите меня, друзья, — сказал он, все еще глядя на еле видимую линию холмов. — Я сражаюсь из всех сил, но, как рак, его голос, проникает в сознание и я говорю его словами. Когда-то я был самым обычным человеком. У меня были желания и надежда. Но все исчезло, уничтоженное этим шепчущим голосом. Другие живут: любят, наслаждаются, с удовольствием пьют вино, радуются смеху друзей. Но они не родились с голосом в голове.
Он поддал ногой, в воздух взлетел снежный гейзер. — Не думайте, что я всегда был Джайалем Иллгиллом. — Он ударил в грудь рукой в латной рукавице. — Когда-то в этом теле жили две души: добрая и зная. В детстве темный голос постоянно нашептывал мне и требовал делать разные гадости — и когда на меня находила мрачное настроение, я не пел, а рычал; не дрался, а разрывал все вокруг на куски, не пил, а плевался. Все наоборот, вот что происходило со мной во время приступов. Я становился им, Двойником, и то небольшое хорошее, которое было во мне, исчезало.
Уртред больше не мог слушать, он подошел к Джаяйалу и дружески положил руку на плечо. — Пошли, дружище. Искьярд совсем близко — и там ты вылечишься. Мы найдем Жезл и загоним этот призрак обратно в Тени, и ты опять будешь жить в мире с самим собой, как в Тралле до войны.
И опять потусторонняя улыбка заиграла на губах Джайала. — Ты не слушаешь меня, жрец. Я еще не рассказал тебе конец моего сна: Двойник завладел жезлом. — По спине Уртреда пробежал холодок, а Джайал продолжал. — Я видел, как если бы сам был Двойником, как угасал свет Жезла. Там было трое мужчин: один — отец, второй Рыцарь Жертвенника. — Он остановился, мучительно вспоминая. — Эндил — да, вот его имя. Третьего я не знаю; еще один солдат, иностранец. Я пошел к ним. Я услышал мой собственный голос, зовущий отца. Он посмотрел вперед и уставился на меня. О, какую веру и надежду я видел в его лице, когда он подходил, и тут я увидел его страдания, его обожженное лицо, и руки, его руки, — голос Джайала прервался, не выдержав наплыва эмоций, — он держал их так, как если бы хотел успокоить меня, обнять меня, как он никогда не делал за всю жизнь. Но внезапно его лицо изменилось, радость исчезла, появился страх: он увидел, кто идет, не его сын, но эта тварь, которую Манихей вернул в наш мир. Жизнь ушла из его лица, как если бы он знал, что к нему идет смерть. Потом…
Джайал остановился, его лицо опять задергалось. — Потом все стало темно, жрец. Отец мертв, его товарищи — тоже. Двойник завладел Жезлом. — Наполовину подавленный смешок вырвался из его губ, и на мгновение всем показалось, что это сумасшедший смех Двойника. Джайал оттер с губ слюну, вместе с диким оскалом. И слегка успокоился, хотя его по-прежнему била крупная дрожь. — У него есть преимущество; он ждет нас там, за холмами, в Искьярде. Он знает, что мы идем, так как эти предательские глаза, — яростно крикнул Джайал, опять впадая в безумие и вонзая ногти в веки, — каждый день показывают ему, где мы и что делаем.
— Он силен, сильнее, чем я, хотя эти руки совершенно одинаковы, мышцы точно такие же, а все мои раны достались ему. К тому же он хромает, тело перекошено, зрение хуже, и, тем не менее, он сильнее. Почему? Он — одна сплошная железная воля: живет только для мести. А я? Чего хочу я? Честь мертва, любовь — тоже. Отец погиб, и мне никогда не увидеть свет возрожденного солнца. Судьба бросает меня туда и сюда, несет как щепку по волнам.
— Искьярд недалеко, — попробовал успокоить его Уртред. — Твой отец быть может жив; надейся.
Джайал покачал головой. — Пообещай мне кое-что: когда я умру, возьми Жезл и похорони его как можно глубже, как он был похоронен до того, как отец нашел его; так глубоко, чтобы никто не мог найти его, пока на этой земле живет хоть один человек.
— Я так и сделаю, клянусь, так как знаю, какое горе принес он в мир: на моего учителя, Манихея, пало проклятие только за то, что он использовал его, — ответил Уртред. — Но давай подумаем о более приятных вещах. — Он указал на восток. — Смотри, скоро рассвет. — Небо постепенно светлело.