Последняя женская глупость
Шрифт:
– Вы думаете, почему мы с Машей все время молчали? – спросила тетя Лида. – Почему она ушла из школы, ни слова не сказав, кто виноват? Да, да, не сама она сделала себе ребенка! Их было двое. Но пострадала только Маша. А он доучился совершенно спокойно. Получил аттестат зрелости… Может, кто-нибудь что-то и подозревал, но ведь Маша промолчала! Ни ей, ни мне неохота было о вас пачкаться, мы верили, что какая-то совесть в вас еще осталась, что рано или поздно вам стыдно станет. Теперь вижу – нет. Нет в вас ни стыда, ни совести. Если вы ее и после смерти продолжаете порочить, значит, вы не люди, а нелюди. Звери. Волки! Ну а с волками жить – по-волчьи выть. Слышали такое? И я теперь буду отвечать на каждую вашу подлость. Вы мне – я вам. Но для начала я вам за Машу отомщу. За то, что вы с ней сделали. У меня дома лежат готовые пять писем. В институт, в облисполком, в спортшколу. А еще два – в газеты. В «Амурскую правду» и «Амурский комсомолец». Попробуйте угадать, о чем в этих письмах написано. И что произойдет после того, как эти письма прочтут все, кому надо.
Алла Анатольевна прижала ладонь к губам и сидела так, не сводя с тети Лиды остановившихся глаз. И он таращился на нее – глаза у него были не то испуганные, не то недоверчивые, и рот приоткрыт, словно он не мог поверить, что кто-то способен так с ним поступить. Вдруг по лицу Аллы Анатольевны словно бы что-то промелькнуло, что-то вроде самодовольной, хитрой усмешки, и тетя Лида, все чувства которой были обострены, нервы напряжены – она вся была сейчас как охотник, который выцеливает дичь, как снайпер, который стережет малейшее движение неосторожного врага, – мгновенно поняла ее смысл. И откровенно улыбнулась в ответ:
– Знаю я, о чем вы сейчас подумали. О том, что у вас все секретарши облисполкомовские – подружки, и в приемной сидят свои люди, и им можно взятку дать, чтобы они мое письмо далеко не пропустили. Чтобы к руководству оно не дошло. А еще вы подумали, что можете использовать свои связи и не дать этому делу хода в газетах. Там же все редакторы перед вашими начальниками на цыпочках ходят. А если продолжать на Машеньку клеветать, мол, она была девочка развратная и сама вашего сына соблазнила, то, пожалуй, и в сборной можно его выгородить. Конечно. Все можно. И вы все это сделаете. Так оно и пойдет: я буду писать, вы будете сыночка выгораживать. И рано, поздно ли, а какое-нибудь из моих писем попадет в нужные руки. Капля камень точит, а я все камни проточу, какие вы на моей дороге баррикадой уложите. Да и все равно слухи про вашего парня пойдут, мол, не такой уж он и ангел, каким его мамочка выставляет, потому что дыма без огня не бывает. Это раз. А второе… Я как раз на днях в «Амурской правде» прочитала статью про установление отцовства по группе крови. Дескать, у нас в судебной экспертизе такие вещи начали делать. А что? Наша наука – самая передовая в мире! Додумались умные люди, спасибо им.
– На подобную экспертизу нужно постановление суда! – выкрикнула Алла Анатольевна. – А до суда еще надо дело довести!
– Доведу, не беспокойтесь, – спокойно кивнула тетя Лида. – Не такая уж вы важная персона, чтобы из-за вас ваши начальники копья ломали. Поначалу, может, и попытаются защитить, но очень скоро поймут, что это себе дороже. Когда я в Москву писать стану… а я стану!.. они от вас быстренько отрекутся. Посоветуют подать заявление по собственному, чтобы не пачкать честь облисполкома, – и распрощаются с вами с большим удовольствием. А дальше вы будете предоставлены только себе самой. Что, скажете, такого не может произойти?
По мгновенно исказившемуся лицу Аллы Анатольевны сразу стало ясно, что она уже думала о таком исходе дела. Но тотчас снова приняла свое обычное спокойное выражение.
– Ладно, – сказала с деланой небрежностью. – Хотите с нами воевать – воюйте. Добивайте женщину, которая одна, без мужа, растила детей с самого младенчества, перебивалась с копейки на копейку, у которой на шее престарелые родители сидят…
Тетя Лида просто-таки глаза вытаращила от осознания этого эпического лицемерия. Насколько ей было известно, муж Аллы Анатольевны умер всего лишь два года назад, в то время сыну было пятнадцать, а дочери – одиннадцать лет. Поскольку муж ее был полковником, после него вдова получала солидную пенсию. Да и в облисполкоме не гроши платили, вдобавок всякие пайки давали. Что же касается сидящих на шее родителей, то отец Аллы Анатольевны в свое время был видным геологом, одним из разработчиков месторождений якутских алмазов. Его пенсия была просто невероятной, да и у жены, имевшей северный стаж, – тоже весьма значительной. Мало того – у них были сбережения на книжках, вдобавок очень немаленькие. Так что еще вопрос, кто у кого на шее сидел. Старики вполне могли бы вести самостоятельную и обеспеченную жизнь, однако дочь не переставала грозить, что запретит им общаться с внуками, вздумай они отселиться. Алла Анатольевна умела держать в руках бразды правления! Очень жаль, что тетя Лида так поздно додумалась, как встать ей поперек дороги. Но лучше поздно, чем никогда.
– Вам что нужно? Деньги нужны? – продолжала Алла Анатольевна, причем в ее голосе появились визгливые, истерические нотки. Теперь не электродрель работала, теперь казалось, что кто-то скребет железкой по стеклу. – Дадим мы вам денег, только отвяжитесь. Вам все равно не удастся добиться, чтобы мы этого выблядка взяли в свою семью. Ваша племянница его родила – вам и растить, и воспитывать.
– А я только этого и хочу, – сказала тетя Лида, и сама поразилась тому, как спокойно звучит ее голос. Нет, не спокойно – мертво! Она так старательно внушала себе, что нужно держать себя в руках, что почти убила в себе все чувства. Сейчас не время было хвататься за сердце или заливаться слезами. Даже при новых оскорблениях в адрес Маши и маленькой девочки. Надо все вытерпеть – потому что только так можно добиться того, чего она должна добиться. – Я только этого и хочу! Но не выблядка, как вы говорите, воспитывать я мечтаю, а девочку, у которой есть отец. Отец, который признает ее своей законной дочерью. И если я этого добьюсь, я от вас отстану. Клянусь. Даже денег не возьму. Продам дом, уеду к своей двоюродной сестре в Хабаровск, она меня давно зовет. Проживем с девочкой вдвоем. Но только, если он официально ее усыновит. То есть удочерит, хотела я сказать! – махнула она рукой. – Официально!
– Но это же все равно, как если б я вышел на площадь Ленина и во весь голос закричал, что она моя дочь, – послышался безнадежный голос, и тетя Лида с удивлением воззрилась на парня, окаменело приткнувшегося к диванной спинке. Не сразу поняла, что это он заговорил. Отверз наконец-то уста! В первый раз не только за этот вечер, но и вообще за все время, что тетя Лида его знала.
– По-хорошему, молодой человек, вам бы следовало поступить именно так. Но ладно. Бог вам судья. Думаю, то, что вы сделали, вам еще в жизни аукнется, и очень больно. Это сейчас, пока вы молодой, вам кажется, что жалеть ни о чем и никогда не будете. А может выйти так, что в этой девочке все ваши надежды сойдутся, все будущее, вся жизнь! Однако пока о другом поговорим. О том, как усыновление провести – и вашу подлость в тайне сохранить. Я тут еще при Машенькиной жизни съездила в Хабаровск, нарочно съездила, чтобы у одного знаменитого адвоката проконсультироваться, как быть и что предпринять.
Алла Анатольевна сделала громкое глотательное движение, но ни слова не произнесла. Только взяла руку сына и прижала к своей щеке. И все время, пока тетя Лида излагала свой план, она так и сидела, не выпуская его руки.
Она любила сына так же, как тетя Лида любила Машу, а теперь – эту маленькую девочку со звонким, гулким именем. И Алла Анатольевна тоже была готова на все ради своего ребенка. «Выходит, мы чем-то похожи», – подумала тетя Лида, и ей стало тоскливо при этой мысли.
Павел Малютин
17 августа 2001 года. Нант, Франция
– Добрый вечер.
Павел резко обернулся, изумленный тем, что не слышал шагов за спиной:
– Добрый… Откуда вы взялись?
– А вон оттуда, снизу, – Резвун кивнул на маленький катер, притулившийся к самому берегу.
Это был ресторанчик, один из многих подобных суденышек, пристроившихся на кромке воды и всю ночь принимавших посетителей. Иной раз там помещалось всего два-три столика, а то и просто стойка бара да бильярд, больше ничего. Неведомо, какой доход приносили они своим владельцам, скорее, это было место дружеских или интимных встреч, а вовсе не место для бурных пирушек. В таких ресторанах подавали мули – варенные со специями ракушки-перловицы, салаты, теплый хлеб с красным вином, картофель фри, ну и иногда, как признак особой утонченности, авокадо с креветками. Павел обожал такие ресторанчики за ощущение полной уединенности, которое в них испытывал. Садишься в уголке и держишь взглядом все окружающее пространство. Милое дело! Это тебе не фешенебельный ресторан, где в любую минуту к тебе может бесконтрольно приблизиться кто угодно, тут сам ощущаешь себя хозяином положения.
Этот «пункт приема пищи» под названием «Petit riche», «Маленький богач», особенно нравился ему. И мули здесь были просто отменные, и место тихое, народу после полуночи практически никакого, и строение набережной подходящее… Собственно, поэтому он и назначил встречу Резвуну именно здесь. Но все же как так вышло, что ему удалось подойти к Павлу бесшумно и незаметно? Ведь не зря Малюта явился за четверть часа и держал, постоянно контролировал все подходы. Он поступал так по привычке, а вовсе не из недоверия к Резвуну, однако сейчас почувствовал себя крайне неуютно, как будто открылся противнику.