Последняя женская глупость
Шрифт:
Ладно, не комплексуй, Малюта. Резвун тебе не противник – напротив, жизнь этого человека зависит от тебя, от твоей доброй или недоброй воли. Стоит тебе вот сейчас, словно невзначай, опустить руку в карман и…
– А что это у вас? – спросил он, кивком указывая на плоский чемоданчик, с которым явился Резвун. – Ноутбук, что ли?
– Он самый. Я его во все поездки беру с собой. Удобнейшая вещь. Хочу вам одну дискетку показать, настолько интересная дискетка, что нет терпежу ждать. Понимаете, у нас там, в оргкомитете, стоят компьютеры для участников фестиваля. Связь с Интернетом бесплатная. Ну я слазил в свой почтовый ящик, а там… «мыло» из Нижнего. От друга Гриши. Я его на дискету сбросил и немедля вам в клювике притащил. Понимаете, у меня такое впечатление, что Гриша свои замыслы в корне изменил. Давайте присядем… Может, вон туда, на лавочку, поднимемся? – Он указал чуть вверх, на набережную, где под платанами и впрямь стояли чистенькие многочисленные лавочки для отдыха добропорядочных нантцев.
– Как изменил? – недоверчиво пробормотал Павел, не трогаясь с места. – С чего вы взяли? И даже если бы он их изменил, он, наверное, сообщил бы об этом прежде всего мне, а не вам.
– А вы когда почту проверяли? – спросил Резвун.
– Да сегодня днем. У моего хозяина в офисе стоит компьютер, там есть интернетская связь. Я проверяюсь ежедневно, однако никаких новых инструкций мне не поступало, пришло одно сообщение, но это всего лишь ответ на старый запрос, а никаких инструкций при нем не было.
– Во сколько вы проверялись?
– В шесть часов.
– Ну вот, видите. А я влез в Интернет в 22.00 по местному времени. Видимо, там у Гришки что-то экстренно сдвинулось в башке. Или… или я не знаю что. Так мы идем на набережную или нет?
– Полиция, боюсь, привяжется, – угрюмо ответил Павел. – Они по ночам очень лихо шмонают поздних прохожих. А тут два иностранца сидят на лавке, пялятся в ноутбук… Не шпиены ли? Тем паче – русские, русских они не больно любят.
– А кто нас любит? – удивился Резвун. – Да бог с ними со всеми. Тогда где присядем?
– Пошли вон туда, – Павел указал чуть левее, где из тьмы выступало некое украшение набережной, формой напоминающее немаленькое такое ухо.
Чуть скользя на наклонной насыпи, он пошел вперед. Резвун спешил следом, изредка оступаясь и тихонько чертыхаясь.
Вскоре стало ясно, что «ухо» имеет довольно объемное «слуховое отверстие», куда и забрались Павел, а следом Резвун. Запахло застоявшейся водой и табаком. Павел сообразил, что Резвун недавно курил.
– Это что за сооружение? – шепотом спросил Николай Александрович. – Сыровато несколько…
– А помните, я вам рассказывал о сточных отверстиях в набережной? – хитровато усмехнулся Павел.
– Да-да, – живо отозвался Резвун. – Наше предполагаемое кладбище? По вашему описанию я представлял его несколько иначе. Где ж тут вода, в которую вы намеревались спрятать концы?
– Еще шага три по тоннелю – и увидите люк, забранный решеткой. Под решеткой – вода. Хотите посмотреть?
– Непременно, – спокойно ответил Резвун, может быть, чуточку слишком спокойно. – Только чуть погодя.
– Николай Александрович, – насмешливо произнес Павел, – да вы что, меня боитесь? Думаете, я вам лапши на уши навешал и сейчас заманил в это уютное местечко, чтобы нагло и дерзко нарушить наш уговор? Но ведь мы еще не сделали фотографий, которые должны будут убедить Бронникова в факте вашей смерти! А без них я не получу от него свой гонорар.
– А кто вам мешает сделать эти снимки сейчас?
– То есть? – не понял Павел. – Но вы ведь должны быть втроем… А, ну понятно. Стало быть, я расправляюсь с вами, делаю фото, прячу концы в воду, как вы сказали, ну а потом мне не составит труда разделаться с вашей семьей. Без вас они будут совершенно беспомощны и все такое. Это вы имеете в виду?
– Предположим, – сдержанно ответил Резвун.
– Довольно глупое предположение!
Павел почувствовал, что начинает злиться. Нет, ну в самом деле, все сто раз обговорено, разъяснено, зачем опять начинать все снова-здорово! Хотя, с другой стороны, нелегко ожидать от обреченного полного и безоговорочного доверия к своему потенциальному палачу, вдруг пожелавшему сделаться его благодетелем. Любой на месте Резвуна все время ждал бы подвоха. Недоверие – свойство человеческой натуры, и в этом смысле гораздо приятней и спокойней иметь дело с трупами. Они намного легче… поддаются убеждению!
– Довольно глупое предположение. Потому что не вернись вы в отель, и ваша семья мгновенно поднимет тревогу. После этого мне будет гораздо труднее к ним подобраться, а то и вовсе немыслимо. К тому же они наверняка сообщат полиции о вашем долгом приватном и загадочном разговоре с каким-то русским и дадут мои приметы.
– А почему вы убеждены, что наш с вами разговор – загадка для моих близких? Может быть, я выложил им все карты?
Павел только хотел возразить, что уж он-то знал бы об этом, но счел, что Резвуну совершенно необязательно знать, что каждое его слово прослушивается, а каждый шаг под контролем.
– Да вряд ли, – ответил примирительно. – Зачем бы вы стали их понапрасну беспокоить? Женщина… ребенок… Нет, вряд ли!
– Вы правы, я им ничего не сказал. Хотя, пожалуй, следовало бы. Понимаете, Павел, я вам в принципе верю, интуиция уверяет, что вам можно и нужно верить, что только вы можете нас выручить из той ситуации, в которую мы влипли по милости господина Бронникова. Однако полученная мною сегодня информация…
– Да что за информация такая? – сердитым шепотом вскричал Павел.
– Письмо от Бронникова, вот что это такое. Давайте присядем, что ли, хоть на камни. Неудобно держать ноутбук на весу.
Притулились бок о бок на каком-то относительно сухом выступе. Резвун откинул крышку ноутбука, включил его. Экран не загорался довольно долго, и все это время Павел напряженно думал: что могло случиться в Нижнем? Что за письмо отправил Бронников компаньону и почему ничего не сообщил о перемене своих планов, если таковая перемена имеет место быть, ему, Малюте? А может быть, Резвун что-то неверно понял? Конечно, человек в таком напряжении, что на воду дует, пуганая ворона куста боится и тому подобное.