Последняя женская глупость
Шрифт:
Интересно, к кому Славик относит Бергера? К врагам или к друзьям? Если к друзьям – есть шанс его разговорить. Если к врагам – дело плохо. Потому что без помощи Славика ничего не добиться.
Конечно, можно взять ордер на обыск у Калинниковой… но еще не факт, что ему такой ордер дадут. Да и неведомо же, где хранит Славик свои сокровища – может, в землю зарывает, с него небось станется. Нет, лучше добром…
И вдруг Бергер почувствовал, что не в силах больше ждать.
Достал из кармана злополучный «Паркер Дуфолд» и, словно невзначай, положил рядом со своей чашкой.
Ого, какие глаза стали вдруг у Славика! Бочком – бочком он выскользнул из-за стола, кинулся в комнату.
Бергер еле удержался, чтобы не броситься следом. Но побоялся спугнуть. Да и Калинникова с любопытством на него уставилась. Не понимает, конечно, зачем он пришел, чего надо…
Славик вернулся на кухню. Улыбчивый, спокойный.
У Бергера чуть отлегло от сердца. Похоже, его догадка и в самом деле верна.
Ну теперь можно и начинать.
– Славик, тебе эта ручка нравится? – Он повертел «Паркер».
Славик кивнул, потом еще раз – очень, мол, нравится.
– А хочешь такую?
– Да вы что? – всполошилась Калинникова. – Она же каких денег небось стоит!
Бергер не постеснялся: припечатал тапочкой – при входе его заставили разуться и снабдили самодельными меховыми тапочками – ее ногу к полу с такой силой, что Калинникова глухо охнула. Но что-то, видимо, смекнула – и умолкла.
– Хочешь такую? – повторил Бергер и сообразил, что задает вопрос неправильно. Вот скажет сейчас Славик: да, хочу! – как потом вывернуться?
Но Славик ответил иначе.
– У меня… у меня такая уже есть, – прошелестел чуть слышно.
Бергер очень хотел вытереть пот со лба, но боялся спугнуть мальчишку даже неосторожным движением.
– Неужели точно такая же?
Славик кивнул.
– Не может быть. Второй такой ручки нет, точно тебе говорю.
– У меня есть.
– Покажешь?
Славик зыркнул исподлобья, потом кивнул – и опять убежал в комнату.
– Да врет он, – благодушно сказала Калинникова. – Откуда у него такая ручка? Это ведь Риммочкина, да?
Сердце Бергера глухо стукнуло.
Появился Славик, держа руки за спиной.
– Ну показывай, показывай свою ручку! – нарочно усмехнулся Бергер. – Не может быть, чтобы такая.
Славик не соврал. А Филипп Алимович и в самом деле оказался великим мастером подделок. Потому что только по весу и можно было эти две ручки различить. Копия – легкая – была вся сделана из пластмассы: ведь она годилась исключительно для письма, и внутри у нее находился пластмассовый резервуар. Та же, которая предназначалась для «выстрела в упор с близкого расстояния», весила гораздо больше благодаря металлическому стволу и довольно тяжелой казенной части. К тому же у нее оставалась внутри гильза – до сих пор внутри оставалась гильза…
Калинникова тихо охнула при виде двух одинаковых ручек, но ничего не сказала.
– А твоя ручка пишет? – спросил Бергер.
Славик плаксиво наморщил рот.
Конечно, нет. Там вообще помещается мало чернил, в том резервуаре, а ведь Римма какое-то время еще правила ею рукопись. Например, отчеркнула тот абзац про юного ангела, на которого святая Тереза смотрит с такой любовью… Или вроде бы это он смотрел на нее с любовью?
Нет, она! Она! В том-то все и горе, что только она!
– Славик, моя ручка пишет отлично. Хочешь, поменяемся? Они же совсем одинаковые, верно?
Славик явно обрадовался. Схватил копию, начал быстренько пробовать перышко на газете, лежавшей с краю стола. Как хорошо, что ручка оказалась заправлена чернилами!
– Да вы что, Александр Васильевич?! – снова не выдержала Калинникова. – Да разве можно ребенку такую дороговизну… Главное дело, совершенно такая, как Риммина! Где же Славик эту ручку взял, понять не могу?! Откуда она у тебя? Говори, горе мое!
«Горе» насупилось, молчало. Глаза мгновенно сделались на мокром месте.
– Не надо так, – тихо сказал Бергер. – Я… знаю, где он ее взял. На полу. Около кресла, в котором сидела Римма… мертвая. Да, Славик?
– Да! – неожиданно громко ответил мальчик, улыбнулся и унес в комнату свою новую ручку.
– Гос-по-ди! – глухо выдохнула Калинникова. – Когда же? Как же? Как же я не заметила? Я-то думала, он ее бумаги подбирает, а он, значит… Ах, сорока-воровка, вот же сорока-воровка, а не мальчишка! Он на эту ручку давно зарился, выпрашивал ее у Риммы, а тут, значит, не выдержал. Грех-то какой, а? Римма к нему со всей душой, а он…
– Никакого греха тут нет, – тихо произнес Бергер. – Римма… она хотела, чтобы все вышло именно так. Она нарочно дразнила Славика этой ручкой. Знала, что он ее подберет… когда увидит. И все вышло именно так, как она рассчитала.
Римма Тихонова
23 ноября 2001 года. Нижний Новгород
Как она рассчитала, так и вышло. Григорий примчался днем – не то настороженный, не то с надеждой.
– Ну что, успокоилась? Зачем звала? Может, скажешь, что с тобой вдруг произошло, зачем сама себя в эту ссылку отправила? Решила меня в отместку помучить? Только в отместку – за что? Неужели есть – за что?
– Есть за что, – тихо ответила Римма. Она едва говорила. Ничего не ела ни вчера, ни сегодня. Вчера – не могла. Сегодня – не хотела. Да и какой смысл добро переводить? Ну да, Дева, расчетливая, бережливая сентябрьская Дева… – Садись.
– Не хочу я тут рассиживаться. Собирайся, поедем в город. Или говори, наконец!
– Скажу, скажу. – Вздохнула поглубже. – Это правда, что ты отправил Никите мои фотографии?
– Какому Никите? Какие фотографии? – спросил он с таким естественным недоумением, что у Риммы зашлось сердце от страха, что она ошиблась, что зря поверила Косте. И если Григорий оправдается, то все начнется снова, все муки жизни. А ей больше нечем жить. Нечем!