Последняя жертва
Шрифт:
Лишь теперь я его внимательно рассмотрела. Хорошо сохранившийся мужчина лет семидесяти пяти, грива густых седых волос, за толстыми стеклами очков — карие глаза. На левом виске — большой квадратный пластырь.
— Доктор Эмблин, прошлой ночью мы обнаружили в вашей спальне гадюку, — сказала я. — Это вы ее убили?
На секунду он поднял на меня глаза и тут же их опустил. Он покачал головой, потом скривился.
— Нет, — признался он. Его рука потянулась к ране на виске. — Гадюку я не видел.
Вновь взгляд на меня.
— Вы же знаете, что меня змеи не кусали.
— Знаем, — ответил Норт.
Явно
— Кажется, препарат, который вы мне ввели, доктор Ричардс, творит чудеса, — произнес он, не поднимая глаз. — Может быть, вколете мне что-нибудь посильнее? Мне на самом деле нужно немного поспать.
— Подумаю, чем смогу вам помочь, — сказал Ричардс, обходя кровать, чтобы стать лицом к пациенту. — Не могли бы вы рассказать, как ударились головой?
Эмблин на секунду прикрыл глаза, а открыв их, устремил взгляд в никуда.
— Боюсь, не могу, — наконец заговорил он. — Все происходило в полусне. Мне снились плохие сны. Кто-то из длинного… Потом я услышал, как закричал Ник, как он стал будить детей. Больше, пока мы не оказались на улице, я толком ничего и не помню. Должно быть, я упал с лестницы.
Доктор Ричардс заявил, что его пациенту необходим покой. Мы с Нортом были с ним согласны и двинулись к выходу. Доктор проводил нас до двери, но не стал делиться своими мыслями. Просто поблагодарил нас и поспешил уйти.
— На подушке доктора Эмблина была обнаружена кровь, — напомнила я, когда мы стояли в ожидании лифта. — Откуда ей там взяться, если он упал на лестнице?
— Порезался, когда брился? — предположил Норт. — Или же он помнит больше, чем говорит. Кажется, лифт не работает.
Мы стали искать лестницу.
— Если гадюку убил не он, тогда кто? — задала я вопрос, когда мы уже спускались.
Норт не ответил. Мы достигли подножия лестницы и направились к выходу из здания. У отделения неотложной помощи я остановилась, и Норту тоже пришлось остановиться.
— Не вижу смысла, — заявила я. — Зачем кому-то добывать змеиный яд и впрыскивать его людям, когда в его распоряжении имелся тайпан? При укусе тайпана летальный исход практически гарантирован.
Здесь было многолюдно. На нас стали обращать внимание, а на меня — так просто таращиться.
— Но намного сложнее списать это как смерть от естественных причин. Проще, если старика укусит гадюка, — ответил Норт. — Откуда этому человеку знать, что Ричардс заподозрит неладное, свяжется с тобой, а сегодня утром вы встретите меня? Я бы сказал, кому-то крупно не повезло. Привет! Как дела?
К моему ужасу, вокруг нас стала собираться толпа. Теперь всех интересовал только Шон Норт. Я и забыла, что его постоянно показывают по национальному телевидению. А такого человека сразу не забудешь.
Норт медленно, останавливаясь, чтобы пожать руку или дать автограф, пробирался к выходу из больницы. Я за ним. У дверей его фаны наконец оставили нас в покое.
— Зачем кому-то убивать двух пожилых людей? — спросила я скорее у себя самой, чем у Норта, когда мы пересекали парковку.
Он усмехнулся.
— Вот это уже компетенция полиции, — ответил он. — Я специалист по рептилиям, а не детектив. Приятно было познакомиться, Клара. Но мне пора.
13
Когда
Голос архидьякона я слышала даже через толстые тисовые двери. По опыту я знала, с каким скрипом открываются старые двери, как повернутся на этот звук головы всех прихожан, но за многие годы я освоила один трюк. Я легонько толкнула двери, пока не почувствовала сопротивление, и плавно, насколько это было возможно, подняла щеколду. Потом потянула двери на себя на пару сантиметров и опустила щеколду. Осторожно толкая двери, я приоткрыла их. Они даже не скрипнули. Только Джордж, пожилой церковный староста, заметил, как я вошла и проскользнула на пустую скамью справа, в заднем ряду. И, разумеется, это видел архидьякон, который редко что упускает, даже во время службы.
Служба подходила к концу. Ко мне подбежал Джордж с молитвенниками и книгами псалмов. Я улыбнулась ему. Он пожал мне руку, в его глазах стояли слезы. Я быстро отвернулась. Священник затянул заключительный псалом, и все прихожане через пару секунд повставали со своих мест, подхватив пение церковного хора.
За последние несколько десятков лет количество прихожан в англиканских церквях резко снизилось. В моем родном городе все было по-другому. Обычно на воскресные службы приходит множество народу. Сегодняшний день не был исключением. Наверху двадцать певчих подхватили псалом, и прихожане в меру своих талантов, но искренне и вдохновенно стали им подпевать. Все, кроме меня. Обычно я люблю церковные песнопения, мне нравится, как мой голос сливается с теплой волной звуков. Однако сегодня утром я не была настроена петь.
Служба закончилась, священник пожелал нам мира и благодати Божьей; прихожане ответили согласно освященному веками обычаю и стали расходиться. Как обычно, расходились долго. Каждый хотел пожать руку священнику, хотел удостоиться его внимания, в особенности же внимания архидьякона. Многие годы я наблюдала затем, как умело он общался с паствой: для каждого находил несколько слов и спокойно, мягко благословлял. Никто никогда не ушел от него без благословения.
Я сидела, наполовину скрытая огромной каменной колонной, потупив глаза. Наконец последние страждущие покинули собор, и я встала. На паперти мне пришлось подождать, пока оба клирика скажут напутствия последним прихожанам. Священник увидел меня, похлопал по плечу и поспешил прочь. Я протянула руку архидьякону. Он чуть замешкался, прежде чем пожать ее, поэтому у меня было время разглядеть, что он после нашей последней встречи похудел, волосы у него были взъерошенные и явно поредели. На лбу добавилось морщин, глаза потускнели. Но при рукопожатии его рука оказалась такой же сильной и теплой, как всегда. Я видела, что нужна ему, что он рад моему возвращению домой.