Последняя зима
Шрифт:
При минировании "на шум" все было бы гораздо проще и безопаснее, двигайся поезда по ночам. Но мы сами же отучили фашистов пользоваться железными дорогами в темное время суток.
Партизаны называют мины, которые они суют чуть ли не под паровозные колеса, "нахальными минами", или "нахалками". Нет, их следовало бы называть "героическими". Ведь, устанавливая такой снаряд, минер рискует пострадать не только от взрыва, но оказаться если не убитым, то раненным, контуженным, оглушенным. Действуя на
Мы с Егоровым все это хорошо понимали.
– До сих пор у нас были незначительные потери, - говорит Алексей Семенович.
– В среднем около трех человек, включая и раненых, на каждые десять крушений. И очень бы не хотелось...
– А мне разве хочется?
– вскипаю я, не давая ему закончить.
– Но у нас нет другого выхода! Мы не можем только сидеть у леса и ждать погоды! Потери могут остаться небольшими и при действиях "нахалками". Пусть с ними работают самые спокойные, самые выдержанные минеры, а не самые отчаянные... Никакого лихачества! Точность глазомера, правильный расчет времени, знакомство с местностью - все это помогает при минировании "на шум". Сами великолепно знаете!
– Так и будем ориентировать людей. Желающих-то найдется сколько угодно!
Желающих? Не совсем точно... Будет сколько угодно минеров умоляющих, выпрашивающих, требующих отправки на самые трудные и опасные операции. Говорят, что летчик не может жить без полетов, что его всегда тянет в небо. Полюбивший свою профессию минер не может жить без грохота подготовленных им взрывов, без волнующего, ставшего уже привычным, необходимым напряжения нервов. Минера постоянно тянет к объектам диверсий. Плохо ли, хорошо ли, но это так.
Для помощи батальонам в организации подрывной работы зимой на "периферию" выехали Дружинин, Егоров, секретарь партбюро Кудинов, два-три опытных специалиста из диверсионной роты. После возвращения комиссара и мне предстояло отправиться по батальонам.
Зима вступала в свои права. Партизанам все чаще приходилось надвигать на уши кубанки и опускать отвороты треушков. Белым-бело в лесу, на полянах, просеках, а за лесом и еще белей. Но диверсионная работа не прерывалась. Донесения о подорванных эшелонах продолжали поступать. Каждый день одно, два, а то и три крушения. Нелегко они давались, эти крушения. Знаю, что нелегко! Вот вернутся люди, расскажут подробности.
Уже перед самым отъездом Дружинина и Егорова в батальоны мы решили шире использовать зимой "магнитки". Так называли у нас магнитные мины, которые крепились к вагону партизанской агентурой, обычно из железнодорожников, при отправке эшелона со станции. "Магнитка" взрывается в пути при толчках вагонов. Штука удобная! Беда, что таких мин заводского изготовления осталось очень немного. Значит, надо попытаться наладить выпуск "магниток" собственными силами.
Через несколько дней вернулся Дружинин,
– Был у Маркова... Ну что тебе доложить? Герои!.. Сутками сидят в снегу, ожидая метели... Холодище, а у минеров - ничего, кроме шалашей. Костра нельзя разжечь, ведь до полотна меньше километра, немцы могут заметить. Но голь на выдумку хитра! Ребята берут с собой глиняный горшок и запас угля, раздуют в горшке жар, получается что-то вроде восточного мангала, вот и греются по очереди. А обратно в батальон из лесу не выгонишь! Обида! "За что?" - спрашивают... Конечно, составы групп все же приходится менять.
– Как там поезда ходят из Бреста?
– Редко. Немцы напуганы, мало пускают, а те, что идут, наверно, Тарасенко с Кравченко перехватывают... Рвали они что-нибудь за это время?
– С десяток эшелонов сделали.
– Вот видишь! Наверно, тоже "нахалками"... У Маркова подорвали "нахалками" четыре, а ни одной эмзеде поставить не удалось. Так и не дождались ни ветра, ни снегопада. Хлопцы-то готовы только мгновенными и рвать!
– Эффекта меньше от мгновенных. Да и людей надо беречь... Потери у Маркова были?
– Убереглись. Но до чего же все-таки опасное занятие... Секунды решают. Глядеть и то жутко!
– Значит, опять вперед лез?
– Ну что ты! Из лесу смотрел, в бинокль...
– Интересные там в лесу деревья, если через них все насквозь видно! Или у тебя бинокль какой-то новый, особенный?
– Ну не из лесу смотрел, так с опушки.
– Не комиссарское это дело по опушкам, у фашистов на виду лазить. Мы же договорились, Владимир!
– Надо было, Алексей, надо...
– Не знаю, кому это надо! Комиссар у соединения один.
– Всем нам надобно, чтобы комиссар с людьми был. И тебе в том числе!
С Владимиром Николаевичем трудно бывает спорить. Поэтому летом однажды пришлось с ним просто поругаться. Где-то возле станции Польска Гура он побывал в составе группы минеров на железнодорожном полотне. Тогда я в конце концов доказал Дружинину, что он поступил неправильно. Прежде всего, не имея соответствующего опыта, он подвергал себя опасности в гораздо большей степени, чем любой настоящий минер. Затем присутствие, так сказать, высокого начальства могло нервировать ребят, отразиться не в лучшую, а в худшую сторону на их работе.
Дружинин обещал больше таких вылазок не делать. Но вот теперь, оказывается, он сутки провел с минерами в лесу, рядом с "железкой"... Таков Дружинин. Все он хочет увидеть, испытать. Говорит: "Надо было". Надо ли? А ведь, если сказать положа руку на сердце, пожалуй, в данном случае действительно надо. Наверно, и настроение поднялось у минеров, и все трудности словно уменьшились, когда сам комиссар соединения спал вместе с ними на снегу, грелся у тлеющих в горшке углей, жевал мерзлый хлеб.