Последняя зима
Шрифт:
– Со взводом у нас не только лейтенанты, но и старшины, и сержанты справляются, - заметил я.
– Вот Петру Скирде дал бы взвод, а для вас, Павел Васильевич, мы кое-что другое подыскали.
Сысоев стал третьим помощником начальника штаба соединения. До сих пор таких помощников было два, но еще в одном мы давно нуждались. В задачи третьего входило руководство подготовкой младших командиров.
При штабе постоянно работали курсы младшего командного состава. Наши батальоны непрерывно пополнялись, расширялись, требуя все новых командиров расчетов, отделений, взводов. Да и кое-кому из имевшихся
Теперь Дмитрий Иванович получил специального помощника, занявшегося курсами. Начальник штаба - капитан, его новый помощник - генерал-майор, хотя и без погон. Чего не случается на войне, а тем более во вражеском тылу! Павел Васильевич горячо взялся за порученную ему работу. Он пересмотрел и расширил программу курсов, ввел новые предметы, следил за неукоснительным выполнением учебного расписания, сам читал лекции по тактике.
Последним обстоятельством я в душе очень гордился. Ну еще бы! У меня занятия по тактике ведет ни меньше ни больше как преподаватель кафедры военной академии! Это не мелкое тщеславие. Каждый командир хочет, чтобы у него было все самое лучшее.
А как с приказом относительно отправки Павла Васильевича в Москву? О полученной шифровке мы вроде бы забыли. Однако спустя некоторое время пришло соответствующее напоминание. Я ответил, что отправить его сейчас не представляется возможным: нет самолетов. Они тогда и в самом деле к нам не летали. Конечно, всегда можно переправить человека через фронт и пешим порядком. Но ведь можно и не переправлять.
Последовало еще одно напоминание, я снова чем-то отговорился. В конце концов напоминать мне перестали. Видно, и в Генштабе поняли, что требовать Сысоева в Москву нет особой необходимости.
Повеселел Павел Васильевич, приободрился. Вскоре мы начали привлекать его к разработке тактических планов некоторых серьезных операций. Сысоев был рад этому, но продолжал рваться в бой.
– Успеете, еще успеете!
– говорил я ему.
Весной 1944 года мы наконец поручили третьему помощнику начальника штаба руководство одной из боевых операций. Провел он ее успешно.
Только после встречи с наступающими частями Красной Армии распрощались мы с Павлом Васильевичем. В Москве выданные Сысоеву нашим штабом документы о всех обстоятельствах его перехода к партизанам и прекрасная боевая характеристика помогли человеку очень трудной судьбы восстановить свое доброе имя. Павлу Васильевичу вернули и партийный билет, и генеральские погоны.
НАСТУПЛЕНИЕ МИНЕРОВ
Без творческих споров, без непрерывных поисков, опытов в подрывном деле не обойтись. Это трудное и опасное дело не терпит стандартов.
Бывало, зайдешь вечером в большую продолговатую землянку нашей диверсионной роты, и никто не заметит, что ты вошел. Все сгрудились вокруг стола, наблюдая, как кто-нибудь пробует перемонтировать на свой лад механизм мины или чертит новую схему электроцепи, подающей искру к детонатору. Все смотрят жадно, заинтересованно, и никто не хочет молчать. Каких не услышишь здесь аксиом и гипотез, связанных с механикой, электротехникой, химией, математикой! Были среди наших подрывников инженеры, были недавние студенты технических вузов и рабочие технических специальностей, имелись и кадровые военные саперы.
Впрочем, среди партизан-минеров встречалось немало людей, чьи довоенные профессии не имели ничего общего с их теперешней работой. Художник-плакатист, агроном, бухгалтер, колхозник-животновод, актер, шофер, учитель... За два года войны они стали подрывниками с такой практической выучкой, с таким богатым опытом, что могли смело вступать в дискуссию со специалистами, предлагать что-то свое.
В землянке подрывников жили люди с очень несхожими биографиями, характерами, но роднила их одна общая для всех минеров черта: огромная любовь к своей работе, любовь какая-то самозабвенная и горделивая. Свое оружие, сначала молчаливо таящееся под рельсом, а потом вдруг с дымом и грохотом вздымающее тонны металла, минеры считали самым сильным и самым нужным на войне.
Если к подрывникам заглянет артиллерист, пулеметчик или конник, его тонкими обходными маневрами быстренько втянут в беседу о преимуществах различных видов боевой техники. И допустим, командир орудийного расчета даже не скажет, что артиллерия - бог войны, а лишь одобрительно отзовется о действиях авиации. Это немедленно вызовет у минеров иронические улыбки и пожимание плечами.
– Да, конечно, для переброски партизанам тола авиация может кое-что сделать, - снисходительно заметит Володя Павлов, или Митя Резуто, или еще кто-нибудь.
– А вот уж бомбежки с воздуха ничего не стоят! Один перевод взрывчатки...
– То есть как это? Почему?
– протестует гость.
– Сам считай! Для того чтобы повредить железнодорожный путь, авиации надо сбросить десятки бомб, израсходовать тонны горючего... Попасть в движущийся эшелон еще труднее. А минер как заложит под шпалу полпудика тола, так и нет у Гитлера эшелона.
– Авиация не только по дорогам бьет!
– Хорошо... Летают в тыл, ну, скажем, склады бомбить. Но ведь и тут миной сделаешь больше, чем десятью бомбами!
– Постой, постой. Но авиация и на фронте действует, передний край у противника обрабатывает!
Минер опять снисходительно улыбнется и скажет:
– Ты лучше прикинь, сколько нужно заходов, чтобы уничтожить зарывшийся в землю немецкий батальон! А вот мы, диверсанты, одной только миной можем этот батальон и до фронта не допустить... Да что там батальон! Вон Балицкий подорвал эшелон, в котором возвращались на фронт из отпуска восемьсот фашистских офицеров. Восемьсот! И только офицеров! Так ни один и не доехал... Сколько бы понадобилось артиллерии, авиации, снайперов - бери любой вид оружия!
– чтобы всех этих офицеров положить?!
Конечно, в нашей диверсионной роте были не простачки и не наивные люди. Партизаны из этой отборной роты великолепно понимали необходимость взаимодействия на войне самой разнообразной боевой техники. В их преувеличениях, в непроизвольных порой передержках опять же звучала любовь к подрывному делу, гордость за свою принадлежность к семье минеров. Однако в определенных условиях мины действительно могут сделать очень многое. И то, что уже совершено на Волыни нашими подрывниками, оказалось бы не под силу целым эскадрильям бомбардировочной авиации.