Последняя зима
Шрифт:
Нет, другого комиссара нам не требуется!
Вслед за Дружининым вернулись из батальонов и остальные товарищи. Доклады их были довольно оптимистичны. Несмотря на подвохи, которые устраивала зима, минеры действовали успешно. Самоотверженность, энергия, изобретательность наших подрывников опрокидывали многие преграды.
Зимой осложнились не только выходы к железным дорогам. Морозы влияли на четкость работы мин замедленного действия. Взрывы отставали от заданных сроков, все чаще запаздывали.
МЗД-5 приводится в действие электрической искрой от небольшой батарейки. Ток включен в цепь, разомкнутую
Подрывникам пришлось заняться утеплением минных механизмов. Чего только они не применяют! Обкладывают замедлители и батарейки просушенным мхом. Обертывают их овечьей шерстью. Пробуют в качестве утеплителя конский навоз. Помещают механизмы в резиновые камеры, надутые воздухом. Последний способ дает наилучший эффект, но где наберешься этих спасительных камер?!
А ведь прежде чем определить, что хорошо, что плохо, что лучше, что хуже, надо провести десятки экспериментов. Опытное поле устроено рядом с землянкой роты подрывников. То и дело потрескивают зарытые в землю взрыватели, утепленные на разный манер. Стоящий у землянки часовой засекает, когда и какой взрыватель сработал.
Одновременно идут опыты и в другом направлении. Какие поправки на холод следует делать, если не утеплять кислотные замедлители? Что хорошего может дать комбинирование детонаторов различных типов? Душой всей этой кропотливой, но очень нужной работы является Алексей Семенович Егоров. В энтузиастах помощниках недостатка у него нет. Эксперименты ведутся не только в диверсионной роте, но и в каждом батальоне. Самое удачное Егоров отбирал, обобщал и требовал использовать повсюду.
Выпала нам и еще одна трудность, хотя и не особенно связанная с зимой, но совпавшая с ней во времени. Подходили к концу наши запасы тола. Нормы расхода взрывчатки были сокращены до минимума. Минеры сидели прямо-таки на голодном пайке.
Отчасти мы сами же и были виноваты, что оказались в столь незавидном положении. Летом далеко не все наши командиры заботились об экономии тола. Для подрыва эшелона вполне достаточно заряда в 10 килограммов, а клали, случалось, и вдвое больше. Грохот от двойного заряда сильней, но результат тот же, обычный. Теперь за любовь некоторых товарищей к шумовым эффектам приходилось расплачиваться.
Мы уже давно осаждали Украинский штаб партизанского движения бесконечными мольбами прислать толу. Нам отвечали ссылками на нелетную погоду, а чаще дипломатическим молчанием.
Ссылки на метеорологию звучали не очень-то убедительно. Погода случалась всякая. Нашлась бы ясная ночка, позволившая сбросить взрывчатку на парашютах. Но вот за дипломатическим молчанием угадывалась истина: очевидно, Украинский штаб запасов тола не имел. Замечу тут же, что впоследствии это подтвердилось.
Удары по вражеским коммуникациям Центральный штаб партизанского движения запланировал на 1943 год в двух тактических вариантах. Партизаны украинские осуществляли первый вариант - они били непосредственно по воинским эшелонам. Партизаны же Белоруссии и других республик действовали по второму тактическому варианту, нацеливая свои удары главным образом на железнодорожные пути, ведя так называемую рельсовую войну.
Опыт показал, что удары по вражеским поездам дают особенно высокие результаты. Ведь взрыв лишь одной партизанской мины приносит фашистам сразу несколько бед. Выходит из строя паровоз. Разрушаются и горят вагоны. Гибнут полностью или частично оружие, боеприпасы, продовольствие, которые были в эшелоне. Неизбежны при крушении поезда и потери врага в живой силе. Однако этим дело еще не исчерпывается. Где подорван эшелон, там обязательно испорчен, загроможден путь, что прерывает движение железнодорожных составов на всем участке.
Совершенно ясно, что рельсовая война дает меньший эффект. Порча пути парализует движение на каком-то перегоне, и только. Тем не менее в Белоруссии были проведены две крупнейших масштабов операции по уничтожению не эшелонов, а рельсовых путей. Взрывались сотни километров рельсов. Конечно, в результате этого уже не отдельные участки, а целые железнодорожные магистрали выводились на какое-то время из строя. Однако на очень короткое время. Гитлеровцы относительно быстро восстанавливали исковерканные пути, а все, что должно двигаться по этим путям - паровозы, вагоны, грузы, - оставалось у них целым. К тому же на подрыв многих тысяч рельсов ушло огромное количество тола. Вот почему и украинские, и белорусские партизаны стали испытывать острую нужду во взрывчатых материалах.
Все это выяснилось, разумеется, гораздо позже. В начале же зимы 1943/44 года мы с Дружининым и Егоровым продолжали ждать тол и никак не могли придумать, где бы раздобыть пока хоть сотню-другую килограммов. Перед соседями в долгу как в шелку, да у них у самих почти ничего не осталось. Внутренние ресурсы, кажется, все мобилизованы. Но ведь они тем и хороши, эти внутренние ресурсы, что мобилизовать их можно до бесконечности.
В какой уже раз батальоны обшаривали местность вокруг своих лагерей, стараясь обнаружить брошенные или неразорвавшиеся немецкие снаряды, авиабомбы, мины, гранаты. Кое-что находили. Взрывчатка выплавлялась из оболочек и застывала грязновато-серыми или грязновато-желтыми, но одинаково ценными для нас брусками.
Заряд мины мы уменьшили до 6 - 8 килограммов, что на 20 - 30 процентов ниже оптимальной нормы. И все-таки взрыв получался достаточной силы. Заряду придавалась форма опрокинутого конуса, отчего взрывная волна в большей степени шла вверх и удар по локомотиву был таким же мощным, как прежде.
Нужда многому учит. В целях экономии тола места для минирования партизаны стали выбирать преимущественно там, где профиль пути может усилить эффект взрыва. На выемках железнодорожного полотна, на поворотах колеи этот эффект всегда больше.