Последыш
Шрифт:
Ника почти заскулила. Если секунду назад она думала, что боится, то теперь было с чем сравнить. Когда рычал Олимп или отец, она убегала. Но — из предосторожности, полностью осознавая происходящее. Сейчас рык действовал по-другому — начисто отключал мозги, заставляя пригнуться к полу и слушаться приказа. От его вида и волны страха даже в голове загудело.
— Кто-то посмел тебя тронуть? — он двинулся вперед и теперь явный страх его не останавливал. Он подошел вплотную, наклонился, почти прижался лицом к ее лицу. Схватил за плечи — кости затрещали. —
— Никто! — выдавила Ника. — Отпусти, мне больно.
Он нахмурился, с трудом слушая слова и не слыша. Руки по-прежнему сжимали ее плечи, кости, казалось, вот-вот хрустнут.
— Мою сестру… Я видела, как однажды это произошло с моей сестрой. Мне было десять.
Он немного отодвинулся. Лицо перестала искажать ярость, но всего на миг.
— Десять?! — заново зарычал он.
— Из другого помета. Она была уже взрослой, но это ничего не меняет. Меня никто не трогал. Просто я боюсь теперь незнакомцев, — быстро сказала Ника, жалея, что поблизости нет находчивой на объяснения сестры. Уж Мария бы наплела с два короба, смогла бы скрыть правду, соврала бы так, что он отстал.
Почему-то именно этот самец не желал придумывать объяснений самостоятельно, а ждал ответа на четко поставленный вопрос. Как неудобно!
— Мне жаль, — совсем нормальным голосом заявил Матай, — но меня бесполезно боятся. Я твой мужчина, твое место в моей постели, в моих руках. Привыкай к этой мысли. Вопрос только в том, когда, Ника. Только — когда. — Он встряхнул ее, несильно, на его взгляд, но зубы громко клацнули.
— В твоей постели? Только через мой труп!
— Ну уж нет. Трупы меня не интересуют.
Он отпустил плечи Ники, почти оттолкнув ее, потом отвернулся и отошел к двери. Открыл ее так быстро, что петли заскрипели и крикнул в коридор:
— Охрана!
В комнату рысью прибежал высокий и крепкий оборотень с лицом, похожим на кирпич — красным, плоским и невозмутимым. Кажется, в лесу его не было.
— Найди мне женщину! — полурыча-полукрича приказал Матай.
Ника не сдержавшись, схватилась за свисающий над кроватью полог и ахнула. Он собирается повторить… изнасиловать кого-то другого? Здесь? На ее глазах? Такого еще не бывало. Самцы любят пускать женщину по кругу, но такое…
Матай обернулся, его глаза расширились и дико сверкнули. Потом он снова повернулся к охраннику и очень медленно уточнил:
— Я неточно выразился. Найти мне помощницу. Моей жене. Взрослую женщину, мать взрослых дочерей. Добрую, спокойную. Плати, сколько запросит, без торга. Двигай.
После короткого кивка детины дверь закрылась. Матай неторопливо повернулся — Ника увидела, как его грудь приподнимается и натягивает ткань футболки. Сильный зверь. Мощный, опасный. Самоуверенный.
А какой аромат от него… никогда Ника не нюхала ничего вкусней. Он играл миллионом оттенков, в зависимости от его настроения и каждый был великолепен. Даже ярость.
И почему-то этот потрясающе сильный самец убежден в том, что она его пара. Она-то? Жалкий последыш?
Он насторожился, молча наблюдая, как Ника прячется за полог, как будто хилая тряпка может спрятать. Его ноздри трепетали.
— Я последыш! — крикнула Ника таким тоном, будто ее осенило. Сейчас до него дойдет, Матай отвернется, потому что нечего смотреть на жалких уродов, и сделает вид, что не видит, как Ника по стеночке уходит из его дома и отправляется на все четыре стороны. — Я всегда была самой маленькой и слабой!
Матай молчал, переваривая информацию, но судя по отсутствию реакции, не понимал, к чему она клонит.
— Я не могу быть твоей парой! — соизволила пояснить Ника. — Сам подумай! Твоей парой должна быть сильная самка, лидер, а я — последыш!
Через несколько секунд его подозрительный взгляд прояснился и Матай широко улыбнулся, зубы блестели, притягивая восторженный взгляд. Иногда силу просто невозможно игнорировать. Он был прекрасен! Он как будто выпрямился, мышцы груди вырисовывались теперь так четко, будто он был голым. Высокий, статный, непонятно, то ли боятся его, то ли любоваться им. Картина рельефно вылепленного тела заставил сердце трепыхаться, словно оно сбилось с ритма.
— Ты моя женщина, волчонок, — негромко сказал Матай. — Любая. Ты родилась такой, какой нужно. Идеальной. А родись без рук, без ног или глухой — ничего бы не изменилось. Ты моя пара.
Ника молча переваривала. Этот мужчина поражал, начиная с необъяснимого нежелания насиловать, заканчивая уверенностью в существовании какой-то бессмысленной пары. Ника привыкла, что женщины принадлежат мужчинам как грелки, уборщицы и воспитательницы потомства. Но Матай говорил таким тоном, будто она действительно значит больше — будто повысил ее значимость в ее собственных глазах. Набил ей цену.
От этого непривычного отношения в голове клубился туман, мысли замирали и только глаза смотрели на него, пытаясь насмотреться. И не могли.
Обман. Какой-то новый вид хитрого обмана. Ника точно не знала, но догадывалась, что в огромном неизученном мире за пределами стаи и деревеньки Никаноровны, в мире, о котором они с Марией почти ничего не знали, существует много разновидностей обмана.
Этот самец, однозначно, в обмане мастер!
Да и потом, он же сказал — когда. То есть насиловать все-таки будет? Просто ненадолго отложил, так? Ника забыла, что бежать нельзя и снова попятилась.
Матай снова раздул ноздри, но теперь не от ярости, а втягивая воздух.
— Жди, — коротко бросил.
Потом сжал челюсти и быстро вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Ника еще некоторое время постояла на месте, прислушиваясь к звукам из коридора, но в комнату никто ломился. И даже за дверью никто не ходил. Тогда она обошла комнату, сунула нос во все углы, выглянула в окно — внизу был большой двор, вымощенная камнем площадка, на ней садовые качели. Вокруг — кусты жасмина и сирени.