Последыш
Шрифт:
— Я делаю заявление. Я требую расформировать стаю Куги.
Оборотни словно взорвались, загомонили, у Олимпа отвалилась челюсть, а Крауфранц снова вскочил с места, забывшись, и оскалил зубы. В этот раз на него никто не обратил внимания.
— С чего такие громкие заявления? — нахмурился председатель.
— Вы помните, как семьдесят лет назад альфа крошечной стаи Куги стоял тут, перед нами и грозился создать огромную армию оборотней, чтобы захватить нас всех и превратить в рабов? Мы смеялись над ним, помните? Но он не унялся и стал воплощать свой безумный план. Он стал увеличивать поголовье своей стаи, не взирая
Кто-то из оборотней стал кричать, толпа расшумелась еще больше. Барс сидел на месте и пристально смотрел на Марию, которая при каждом слове Матая опускала голову все ниже, вжимала в узкие острые плечи.
— Ты уверен, что не преувеличиваешь? — спросил председатель.
— Более того, — словно не слыша, продолжил Матай. — Олимп лишил их понятия пары. Принюхайтесь. Вы заметили, что его запах не несет многообразия стаи? Он заставляет всех самок и детей пить отвар запрещенного корня глушки, лишающий родовой связи, тем самым пряча их от остальных стай. На Олимпе нет запаха своих сородичей.
Женщина из Комиссии вытаращилась, будто увидела змею. Даже у председателя отвалилась челюсть.
— Да, вы услышали. Молодые оборотни, выросшие в стае Куги, не знают о существовании пары. Самки у них общие. Когда девочка взрослеет, ее гоняют по лесу все желающие самцы. Они насилуют своих самок, как рабынь, не обеспечивают им элементарных условий… Они должны за это ответить.
Матай, не меняясь в лице, продолжал:
— Олимп будет вызван мною на бой и убит. Как победитель я собираюсь поглотить стаю Куги, вернее, поставить над ней выбранных мною смотрителей.
Толпа взорвалась. Но ее гомон казался слишком слабым и бессильным по отношению к скале, об которую разбилось. Матай и глазом не повел. Ника сглотнула. Он так уверено говорил о смерти Олимпа, что стало жутковато.
— Я протестую! — Олимп вскочил, задыхаясь. — Это моя стая! Никто не смеет лезть и указывать, как мне ею управлять!
— Можете посовещаться, — Матай не отреагировал на крики. — Я совещаться смысла не вижу. Стая Куги перестает быть автономной и переходит под мое руководство до тех пор, пока мы не вырастим нового альфу Куги, которого примет стая. Всех желающих оспорить мое решение жду с визитом на своей территории.
Матай усмехнулся и неспешно пошел прочь. Ника тут же вскочила с места, охрана сгрудилась вокруг нее. Олимп что-то кричал в ярости, как и раскрасневшийся, вспотевший Крауфранц, но безрезультатно.
— А Мария? — шепнула Ника, оказавшись за пределами зала и сжимая рукав Матая.
— Поедет с Барсом. Позже ты сможешь ей позвонить или связаться по скайпу.
Все лучше, чем отправить сестру к Куги.
— Она не может поехать с нами?
— Не сейчас. Пусть познакомится с Барсом. Должно пройти время, если мы хотим забрать ее обратно в стаю, иначе решение Комиссии может быть оспорено. Мне, в общем-то, наплевать, я бы и спрашивать их не стал, но тут замешана ты и твоя сестра, и потенциально наши будущие дети, значит, предпочтительно действовать по закону.
Уже в машине Ника вдруг вспомнила подробности происходящего на Комиссии, словно посмотрела кино со стороны.
— Откуда ты знаешь про роды? — прошептала
— Я отправил в твою стаю проверку.
— Когда?
— Вчера, сразу, как ты рассказала. До этого я тоже занимался расследованием, но не очень плотно, ждал, пока ты сама расскажешь о прошлом. Хотя стоило действовать и все узнать самому.
— Как узнать?
— Очень просто. Однажды ты проговорилась, что боишься умереть от родов. Также вы проговорились, что сироты и что многие женщины умирают. Выходит, ваша мама умерла, иначе такой травмы бы не осталось, причем умерла при родах. Я сделал выводы, что рожать у вас в стае было опасно.
— Да! Третьего помета никто не переживал, — сглотнула Ника. — Мама умерла в третий раз.
— Я отправил людей узнать, почему так происходит.
— И что ты узнал?
— Ника, в среде оборотней уже давно существуют способы, ограничивающие количество щенков в помете. При беременности оставляют только один-два сильнейших зародыша. Разве ты не заметила, как много вокруг одиночек, у которых нет братьев и сестер? Наши щенки бегают компаниями, но они все из разных семей, из разных пометов. Роды давно не представляют для наших самок опасности. Некоторые самки заводят и по десять детей, только не за раз, не за год-два, как требовал Олимп, а по одному в несколько лет. И все они в обязательном порядке наблюдаются у доктора, тогда все отклонения можно вовремя установить и исправить. Обычно смерть при родах — это просто износ организма. Судя по вашей стае, это изнурительная работа, нехватка витаминов, медикаментов и медицинской помощи.
— И мама бы была жива… — прошептала Ника.
— Да, — кивнул Матай. — Если бы ее вовремя доставили в больницу, она была бы жива. Как и остальные ваши женщины.
Ника закрыла глаза, чтобы не заплакать.
— Значит, со мной ничего не случится? Ты не будешь заставлять меня рожать?
— Нет, конечно, обещаю. Мы заведем щенков, когда ты перестанешь бояться и будешь готова. Первый помет будет из одного — первые роды самые сложные. Потом — сколько сама решишь.
— Ясно.
Горе выбило вчера Нику из колеи, ей казалось, время после исчезновения сестры пролетело, как один миг, но альфа успел кого-то отправить на проверку, найти стаю…
— Ты знаешь, где наша деревня? — прошептала Ника.
— Да. Все знают. Просто никому не было интересно, что там происходит, стая и стая. Пару среди них никто не чувствовал, как и я, дружбу тоже не водили. Олимпу удавалось оставаться в тени.
— Ты его убьешь?
Матай усмехнулся, снова галантно взял ее руку и поцеловал.
— Я убью его, волчонок. И того общипанного петуха, который на тебя облизывался, тоже.
— Крауфранца? — Ника покраснела, вспомнив, как показала ему, что наслаждается сексом с альфой.
— Его. Что вас связывает?
— Он хотел взять меня замуж.
— А ты?
Глаза альфы опасно прищурились.
— Меня не спрашивали!
— Отвечай, ты хотела, чтобы он тебя трахнул? — раздался резкий рык. — Когда вы жили рядом и он смотрел своими маслянистыми глазками? Хотела его?
— Ты дурак! — разозлилась и крикнула Ника в ярости, выдирая свою руку.
Она отвернулась к окну и надула щеки, но злость не находила выхода. Надо же, что придумать — она хотела Крауфранца! Ника зло покосилась на альфу, но тот улыбался.