Послушница тайной школы
Шрифт:
Зарычав как кошка, изворачиваюсь и вцепляюсь когтями в наклонившуюся морду, но тут же получаю кулаком в лицо. В голове вспыхивает фонтан искр, и на миг сознание просто вырубается. Очухиваюсь, в висках звон, чувствую, как меня перевернули на живот и, приперев коленом к земле, вяжут руки. Голова безвольно падает на землю и, отчаяние, дождавшись своего часа, находит лазейку в моей броне. Слезы текут рекой, заливая глаза и останавливая дыхание, реву, шмыгаю носом и задыхаюсь от обиды и досады. Как глупо все получилось, ведь была же в шаге от свободы.
В прижатом к мостовой ухе вдруг отчетливо раздается размеренный стук лошадиных копыт. Кто-то едет! Ни на что не надеясь, ору из последних сил.
– Помогите, убивают!
И тут же слышу злобное шипение в затылок.
– Ты чего орешь, дура! Хочешь, чтобы тебе язык отрезали?
Да режьте вы что хотите, меня уже не остановить, ору как бешеная.
– Помогите!
Ору заполошно, завывая по-бабьи до тех пор, пока меня с силой, разбивая лицо, не тыкают в булыжную мостовую.
Теперь все, – замираю разбитая и опустошенная, и вдруг откуда-то издалека до меня доносится тонкий девичий голос.
– Отпустите ее немедленно!
Никакой реакции я не почувствовала, жесткое колено все также врезается мне между лопаток, а завернутые за спину руки продолжают стягивать веревкой. Зато появился знакомый слащавый голос.
– Ехали бы вы мимо, юная госпожа, и не вмешивались бы в дела наши грешные.
С замиранием сердца жду ответа и с радостью слышу появившиеся в нем стальные нотки.
– Я – баронесса Луиза Бренер, и я требую, чтобы вы немедленно объяснились в том, что здесь происходит.
Поднимаю голову и вижу, как толстяк поморщился словно от зубной боли, – что, не хочешь связываться с дворянкой? Слежу за его взглядом и отмечаю, как оценивающе он осматривает сидящую на лошади девушку. Изворачиваюсь и тоже поднимаю на нее глаза. К своему сожалению не нахожу за ее спиной никакой свиты и это мгновенно тушит вспыхнувшую было надежду.
Слащавый, видимо, тоже оценил, как отсутствие всякого сопровождения, так и простую, дорожную одежду путницы, а оценив, решил, что с худородной дворянкой особо церемониться не стоит.
– Ехали бы вы, баронесса, от греха подальше, – в его голосе засквозила скрытая угроза, – нехорошо, когда приличные дамы ездят одни по ночам, всякое ведь может случиться.
После этих слов наступило минутное молчание, которое мои тюремщики расценили явно неверно. Они подумали, что аристократка поняла куда влезла и струхнула, но я то видела ее лицо. В свете факела мне отчетливо была видна мгновенно вспыхнувшая в ее глазах ярость и ненависть. Было в этом что-то глубоко личное, шедшее из самой глубины ее души.
Не обращая больше внимания на баронессу, бугай, затянув веревки на моих руках, подхватил меня и забросил на плечо. Хозяин борделя, презрительно скривив губы, кивнул второму охраннику – пошли мол, нечего тут больше время тратить. Зарвавшаяся аристократка получила свое и больше не полезет, но оказалось совсем не так. Моя нежданная спасительница просто ждала момент, и он наступил – вся троица, не ожидая нападения, повернулась к ней спиной. Вороной жеребец взвился на дыбы, а в руке у девушки блеснул обнаженной сталью клинок. Одним рывком лошадь сбила с ног слащавого толстяка, а охранник схватившийся за дубинку тут же залился кровью. Я успела только охнуть, девчонка орудовала мечом, как заправский рубака, сразу было видно, что ей такое не впервой.
Мой носильщик резко развернулся на звук, и теперь я уже ничего не могла увидеть кроме булыжников мостовой. Оставалось следить за перипетиями схватки только на слух. Вот, звякнув о нагрудную бляху, острие меча уперлось в мужскую грудь и прозвучал жесткий, не допускающий сомнения, голос моей спасительницы.
– Опусти ее на землю и развяжи.
Ошеломленный детина бухнул меня на мостовую как мешок с брюквой и тут же получил гневный окрик.
– Аккуратней, осел, если не хочешь лечь рядом с остальными.
Теперь движения охранника стали мягкими и дрожащими, видимо острие клинка, пропоровшее кожу у него на груди, произвело на него неизгладимое впечатление.
Размяв затекшие руки, я на всякий случай отошла поближе к своей спасительнице. На душе как-то неспокойно, моя интуиция подсказывает, что все еще далеко не закончено. И точно, ситуация из трагедии начала стремительно превращаться в фарс. Из ворот борделя, перекрывая дорогу, шумно высыпал полупьяный народец. Едва одетые шлюхи, полуголые мужики с синяками и без, прислуга и даже поваренок. Все они, привлеченные криками и шумом схватки, с удивленным гомоном уставились на победительницу уличной битвы. Затравленно верчу головой и вижу, как со стоном поднимается хозяин заведения и, утерев кровь с разбитой головы, смотрит на пеструю толпу из клиентов, шлюх и прочей обслуги, загородившую дорогу. Вот он зло щерится и на его лице просто аршинными буквами написано – мы еще поговорим с тобою, шлюшка. Сжавшись в пружину, провожаю взглядом толстяка, а тот вновь выходит вперед и встает прямо перед лошадью баронессы.
– Я, Игон Шарр, хозяин этого дома утех, – рука толстяка указала на распахнутые ворота и стоящую публику, – достойный гражданин города. Плачу все налоги как королеве, так и в городскую казну.
– А эта девка, – теперь он ткнул пальцем в меня, – принадлежит мне. Я купил ее сегодня днем, и у меня есть все бумаги, оформленные надлежащим образом. Эта мерзкая дрянь порезала клиента, разбила посуду, устроила драку и должна быть наказана.
Он еще раз вытер платком бритую голову и, расправив плечи, уже смело взглянул на всадницу.
– А вот теперь вы скажите мне, баронесса Бренер, почему вы устраиваете разбой на улицах нашего славного города, калечите горожан и отнимаете у хозяев их законную собственность.
Плохое предчувствие заворочалось у меня в душе в ответ на молчание моей защитницы. Чувствовалось, что мечом она владеет лучше, чем крючкотворством законников.
Смущенное молчание баронессы только распалило моего недавнего хозяина, и он уже вещал как настоящий оратор, обращаясь по большей части к публике у него за спиной.