Посмертная маска любви
Шрифт:
— Всенощную он служил — лица на нем не было… Уж не заболел ли, думали мы с Марьей Петровной… Из Москвы гости были, те, что на колокол отцу Амвросию деньги давали… А он, сердешный, словно не в себе был, светел лицом, ликом строг и как будто душой уже в другой мир смотрел. Чувствовал свою смертыньку…
Холодом продрало мне спину. Я поежился. «Чувствовал смертыньку…» Неужели и он ощущал, как стремительно сжимается кольцо, охватывая горло железным холодным обручем, как текут, отщелкивая секунды, последние часы, как все ближе и ближе подступает к нему белая стена, без выбоинки, без кирпичика, белая стена, за которой — ничего… А может быть,
— Тот, что был из Москвы, пачку денег батюшке вручил за поминовение усопших. Потом уехали все, а он в дом пошел, мы видели… А Марья Петровна мне и говорит: гляди, мол, Наталья, на колокольне белое свечение будто… Поглядела я, и правда, батюшки светы, будто что-то белое колышется. Жутко нам стало… Неужто, думаем, ангел Господень на землю к нам спустился, церковь нашу своим дыханием освятить… А луна-то такая, за весь год только однажды такая луна и бывает, крупная да ядреная. А потом думаем, это колокол новый недавно повесили, свет-то на его боках и играет и нам сияет, как будто ангел летит, крылышками машет… А потом глядим — будто бы как черная птица на землю спустилась… А утром уж Савельич наш пошел к заутрене церковь прибирать и нашел батюшку Амвросия… Лежал он, сердешный, грудями к земле припав, уж почти и не дышал…
Поскольку в последние дни постоянного места жительства у меня не было, мы договорились с Кэтрин, что я буду связываться с ней по утрам, до половины одиннадцатого. На этот раз я топтался возле метро «1905 года», ожидая, пока необъятных размеров дама найдет в себе силы вырваться из душных объятий таксофонной будки. Дело в том, что периметр кабины в точности соответствовал габариту пожилой леди, и поэтому существовала реальная возможность, что дама уйдет вместе с кабиной, будучи не в силах избавиться от ее тесных объятий.
Но все закончилось благополучно, пыхтя и ругаясь, дама вылилась через незначительную щель в виде двери, и я занял освободившееся место. До конца связи оставалось не более десяти минут.
Я три раза набирал номер. Три раза долбаный автоответчик сигналил мне в ухо и требовал оставить свое сообщение. И каждый раз я пронзительно орал, пытаясь докричаться: «Кэтрин, возьми трубку, нам надо поговорить!» Но лишь презрительное молчание было мне ответом.
Прожорливое чудовище под названием «таксофон» сожрало все мои жетоны и не пожелало их выплюнуть, несмотря на требовательные стуки по корпусу. Наконец прохожие пригрозили вызвать милицию, и я, испугавшись самосуда, свалил.
Настроение мое, и без того поганое, испортилось вконец. Что случилось с Кэтрин? Почему она не отвечает? У нее дела или с ней что-то стряслось? Я не находил себе места от беспокойства. А может быть, у нее просто служебная командировка? Или нет времени? «О Господи! — молился я. — Только бы с ней все было в порядке! Только бы с ней все было хорошо!»
Мрачное расположение духа, вызванное смертельным дыханием преследования, которое я непрерывно чувствовал на своем затылке, завладело мной полностью. Моральное состояние стало отвратительно низким. Я стал бояться людей. Шел по улице, воровато оглядывался, чтобы определить, не следит ли кто-нибудь за мной, спускался
И хуже всего, что мне совершенно некуда и не к кому было податься. Некоторые бывшие друзья стали врагами, а некоторые погибли. У меня остался только один друг, товарищ и даже брат — Кэтрин. Но я не мог ее найти.
Неожиданно гениальная мысль, достойная Шерлока Холмса, мисс Марпл, Ната Пинкертона, Эркюля Пуаро и всех остальных сыщиков, вместе взятых, осветила мой мозг, опасно напрягшийся в ожидании опасности. Московское бюро AEN — вот выход из создавшегося положения! Или она там, в бюро, или там знают, где она. Во всяком случае, они должны располагать сведениями, жива ли хотя бы она!
Я потратил штук десять жетонов и час времени, чтобы выяснить телефон гнезда американских журналистов. Трубку поднял какой-то мужчина, который со знакомым мне американским акцентом сначала долго требовал, чтобы я поведал ему свою информацию, а потом, чувствуя, что не добьется от меня ничего путного, пробормотал, что никакой мисс Мэйфлауэр здесь нет и в ближайшее время не ожидается.
Следующий звонок туда же привел к более ощутимому эффекту. На сей раз мне довелось разговаривать с какой-то девушкой, судя по отсутствию всякого акцента, из местных. Она более сочувственно отнеслась к моим мольбам и ответила, что мисс Мэйфлауэр сейчас здесь нет, и где она обретается в данный момент, никому не известно.
— Пожалуйста, узнайте, что с ней, — умолял я самым жалобным из того набора голосов, который имелся в моей коллекции. — Это очень важно! Ее телефон не отвечает, и я боюсь, что с ней что-то случилось.
Наконец мои слезные мольбы проняли даже такую бесчувственную личность, как секретарша на телефоне. Тяжело вздохнув, девушка мило пообещала, что попробует узнать и чтобы я перезвонил ей через часик.
Битый час с бурно колотящимся от дурных предчувствий сердцем я бродил по городу и ломал пальцы в безмолвном отчаянии. Кроме того, я изрядно докучал своими просьбами высшим силам, кто бы они ни были, надеясь, что меня услышат.
— Мисс Мэйфлауэр в данный момент находится в отпуске на родине, в Соединенных Штатах, — успокаивающе проговорила девушка в телефонную трубку. — Что ей передать, когда она вернется?
— Ничего, — растерянно пробормотал я и чуть было обескураженно не нажал рычажок автомата, но вовремя спохватился: — Как же она в отпуске, когда я два дня назад видел ее в Москве…
— Ничем не могу помочь, — оборвала меня девушка заготовленной фразой.
Я что-то истерически забормотал об опасности для жизни, о борьбе с наркомафией и прочих детективных штучках. Очевидно, это проняло даже секретаршу. Она тяжело вздохнула: «Подождите» — и пропала минут на двадцать.
Когда я уже затек от беспрерывного стояния на одной ноге в тесной кабине, трубка удивленно забулькала:
— Мисс Мэйфлауэр больше не работает в московском бюро AEN. После отпуска ее, по ее просьбе, командировали в одну из африканских стран, где она, по всей видимости, и находится в данный момент…
Бормотнув невнятное «спасибо», я ошарашенно бросил трубку.
Что все это значит? Какая африканская страна, черт побери? Отпуск — это еще я могу понять, но командировка в африканскую страну? Чертовщина какая-то!