Посмертно. Нож в рукаве
Шрифт:
— Маш, ты бы пописала на пальцы. Моча от ожогов вроде помогает, — безнадежно прошептала Даша.
— Отстань, говорю. Только мочиться на себя и осталось. И так уже… Раз ты такой скаут-экстремал, скажи, куда нам идти?
— Зачем нам идти? Мы же умерли, — тупо удивилась Даша.
— Я сказала — заткнись! — повысила голос сестра. — Умерли мы или нет — сидеть здесь не станем. Страшного суда, может, еще тысячу лет ждать, так что, все время в грязи торчать? Куда идти, я спрашиваю?
— Если заблудились, нужно ждать на месте. Или определиться, где север, и…
— Дашка, я тебя сейчас
— Ты же меня с пяти лет пальцем не тронула, — прошептала Даша.
— Верно. Но сейчас все изменилось. Не до цивилизованного гуманизма. Говори, куда идти. Не зря же ты в своем дурацком туристическом клубе занималась.
— Я всего полгода туда ходила. Мари, это же просто смешно — в преисподней о туризме вспоминать.
Даша получила подзатыльник, дернула головой, едва не прикусив язык.
— Думать я буду, по-нят-но? — с нажимом заверила Мари. — Твое дело слушаться. Молчи и отвечай на вопросы.
Даше стало неожиданно обидно. Даже если после смерти, так что? Младшая же ни в чем не виновата. Почему? Дикая мокрая степь. Сумасшедшая террористка. За что? Может быть, это все только бред? Она сейчас лежит в палате реанимации, вся обожженная, вся в трубках аппарата искусственного дыхания. А степь — бред. Состояние помраченного сознания. Бывает же что-то подобное?
— Я сказала — думай, куда идти! — прошипела Мари.
От нового подзатыльника Даша пригнула голову ниже к коленям. Из глаз потекли слезы. За что?! В чем виновата?!
Машка ругалась сквозь зубы — после подзатыльников у нее здорово болели обожженные пальцы. У Даши и у самой жгло запястье — след от раскалившихся часов и металлического браслета останется надолго. Наверное, после смерти все «надолго»? Хотя могло быть и хуже, могло и руку пережечь. Как только кисть не отвалилась? Стрелки на циферблате сплавились в какого-то жутковатого паучка. Теперь испорченным «Тисот» вечно блестеть в воде ручья.
Даша крепче вцепилась в собственные спутанные волосы. Действительно, нужно идти куда-нибудь. Или с ума сойдешь. Может умершая душа сойти с ума? Если ожоги так болят, то почему с рассудком все нормально должно быть? Называют же сумасшедших «душевнобольными»?
— Маш, нам, наверное, по течению ручья идти нужно. Течение к людям должно вывести.
— Это точно? — подозрительно спросила сестра. — А если мы в какое-нибудь болото упремся?
— Может, и в болото. Только учили нас идти по течению. Река или ручей должны, по идее, обязательно к поселению вывести.
— Хорошо, — Маша решительно поднялась. — Когда совсем стемнеет, залезем на какой-нибудь холм. Оттуда наверняка огни увидим. Давай, шевели конечностями. Не ночевать же здесь.
Точеные каблучки босоножек вязли в набухшей водой земле, но Маша двигалась уверенно. Даша тащилась за сестрой, вытирая глаза и стараясь не съехать в ручей. Ноги, обутые в летние шлепанцы на тонкой подошве, предательски липли к земле.
Почему все так получилось? Ведь тебе еще и пятнадцати не исполнилось. Почему именно тебя смерть вдруг обожгла, швырнула в хляби эти грязные? Что теперь с родителями будет?
— Перестань слезы лить, — не оборачиваясь, сказала Маша. — Смысла нет. Никто тебя сейчас не пожалеет и к доброму дяде-психологу не отправит. Выберемся, вот тогда оттопыришься по полной.
— Маш, как же мы выберемся? Ведь мы умерли. У нас под самым носом эта бомба взорвалась. У мертвых какие психологи?
— Насчет последнего ничего сказать не могу. Только у мертвецов вряд ли ожоги так зверски болят. Да и кислородное отравление у покойников тоже маловероятно. Что-то здесь не то. Судя по тому, как я себя чувствую — мы скорее живые. Нас, наверное, забросило куда-то в момент взрыва. Я что-то такое в кино видела.
— Какое кино, Маш? Террористка эта тупая рядом стояла. Может, ты или я в коме лежим? И нам все это только кажется? Может, мы бредим?
— Какая разница, твою мать?! — выкрикнула Машка, оборачиваясь. — Иди и молчи. С закрытым ртом ты на умную чуть больше похожа. Умерли мы или не умерли, я в грязи сидеть не останусь.
— Не ори, — пробормотала Даша. — Я понимаю, ты сама психуешь.
— Понимаешь — так иди и молчи. — Сестра стащила с ног босоножки и зашлепала босиком.
Окончательно стемнело. Даша с трудом различала в двух шагах впереди светлое пятно платья сестры. Несколько раз Даша съезжала по скользкому откосу в ручей. Идти по теплой воде было легче, но в потоке попадались тяжелые камни. Девочка выбиралась на берег, старалась догнать сестру. Мари шагала не оборачиваясь.
Силы у Даши давно кончились, ноги подгибались. Наконец Мари сказала:
— Хватит. Не видно ни черта. Нужно передохнуть. Сейчас найдем местечко посуше.
Они сидели на вершине невысокого холмика. От земли шло ощутимое тепло, воздух плыл, влажный и тяжелый, как ватное одеяло. Сестер обступала беспросветная темнота.
— Правда, как в аду, — тихо прошептала Маша. — Уж дачных-то поселков здесь точно никто не строил. Смотри — ни единого фонаря.
— Здесь воздух не наш. Мы все-таки умерли.
Маша коротко засмеялась:
— Не говори глупостей. Можно подумать, ты знаешь, какой воздух в загробном мире.
Они помолчали. Потом Мари сказала:
— Давай попробуем поспать. Неизвестно, сколько еще идти.
Они лежали спина к спине, поджав ноги. Спина у сестры была теплая, даже чуть-чуть духами пахла, но Даша отчетливо поняла, что они никогда никуда не придут. Теперь будет смерть за смертью. От жары, от холода, от жажды и голода. Еще от чего-нибудь. Это кара господня. Они грешили и вот… Неужели так много нагрешили?
— Даш, ты на меня не обижайся, — прошептала Мари. — Я обязательно должна к людям выйти. И тебя вывести. Я не желаю в грязи подыхать. Хватит с нас этой террористки трахнутой. Домой вернемся, можешь меня отлупить как следует. Или в угол поставить.
Домой уже не вернуться. От пронзительного понимания этой истины из глаз Даши потекли слезы. Стараясь не всхлипнуть, она прошептала:
— Хорошо. Я обязательно тебе по шее настучу.
Проснулась Даша неожиданно. Спалось ужасно — лежать жестко и колко, влажный воздух стал заметно прохладнее и окутывал ноги липким саваном. Но вынырнула из глубокого сна девочка вовсе не из-за холода. Что-то крупное постукивало камнями и шуршало в ближайшей ложбинке. Сестра тоже резко подняла голову: