Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера
Шрифт:
– Ты когда-нибудь чинил проигрыватель? – спросил меня как-то Джон, показывая на целую башню проигрывателей для пластинок. В школе их было великое множество: на пластинках ставили уроки иностранных языков, на занятиях музыкой – оперы, на литературе – всякие литературные радиопостановки. Проигрыватели были хрупкими приборами и частенько ломались и приходили в негодность. Поэтому теперь в мои обязанности входила починка проигрывателей. Считалось, что это техническая практика под началом Джона и Фреда.
Каждый прибор, который я чинил в те дни, учил меня чему-то новому. Я научился припаивать тонюсенькие проводочки к иголкам проигрывателей, я выяснил, как работают диск проигрывателя и игла. Я понял, что именно ломалось в схеме, и как чинить
– Как думаешь, парня можно перекинуть на ремонт магнитофонов? – спросил Фред у Джона таким же тоном, каким заботливая мамаша спрашивает: «Как думаешь, крошку Микки уже можно переводить на твердую пищу?» И в мое ремонтное меню обогатилось поломанными магнитофонами. За неделю я починил все поломанные магнитофоны из кабинета иностранных языков. Эти магнитофоны работали с большой нагрузкой – им приходилось постоянно перематывать пленку туда-сюда, потому что ученики перематывали и повторяли одну и ту же фразу в учебнике. Но магнитофоны трудились впустую: уверен, что через какие-нибудь пять лет после выпуска 90 %учеников не смогли бы и двух слов связать по-немецки или по-французски. Однако для меня магнитофоны из кабинета иностранных языков были все равно что билет в другой мир. Ремонтируя магнитофоны, я усвоил новые навыки, и вскоре благополучно пустил их в ход, чтобы создавать разные звуковые эффекты, например, задержанное эхо. Местным музыкантам мои нововведения пришлись по душе.
Впервые в жизни у меня получалось нечто, что взрослые оценили по достоинству. Да, я казался им грубым. Да, я не понимал, что говорить и как себя вести в разных бытовых ситуациях. Но раз я мог починить пять магнитофонов за один день, я был «молодцом». Никто раньше не называл меня молодцом, кроме бабушки с дедом.
Помимо сломанных проигрывателей, в аудиоцентре я нашел еще и девочку, которая позже стала моей первой женой. Мэри Тромпке была из таких же, как я, – застенчивых, затюканных детей. Что-то в ней меня притягивало и чаровало. Она была умница, но молчунья и всех дичилась. Тем не менее, я твердо решил познакомиться с ней поближе. Постепенно мы все-таки разговорились. Обычно я чинил проигрыватель или кинопроектор, а Мэри сидела рядом. Вскоре она тоже начала чинить всякую технику, и мы вместе, бок о бок, ремонтировали то наушники, то магнитофон.
Я начал провожать Мэри из школы до дома. Она жила в Южном Амхерсте, а я – в Северном, то есть на противоположном конце города, так что в те годы я много ходил пешком, ведь провожал я ее почти каждый день. Родители Мэри развелись, она жила с матерью, тремя братьями и сестрой в маленьком одноэтажном доме. Отец у Мэри был таким же горьким пьяницей, как и мой. Мать у Мэри была вечно усталая, замотанная и рассеянная. Ко мне она относилась настороженно, и немудрено – в конце концов, я представлял собой неопрятного патлатого парня, шумного и невоспитанного. И матери Мэри вовсе не нравилось, что такой тип провожает ее драгоценную дочурку домой после школы. Но я гнул свою линию, потому что чувствовал – Мэри меня понимает. А я никогда раньше не находил ни в ком понимания.
Я называл Мэри Медвежонком. Мать называла ее Мэри Ли – второе имя у Мэри и правда было Ли. Или Дочуркой. Но мне эти имена не нравились и я к ним не привык. По каким-то непонятным причинам у меня всегда были сложности с именами. Например, мне всегда необходимо самому придумывать для самых близких новые прозвища. Иногда я называл Мэри Дочуркой, просто чтобы подразнить, и она в конце концов ужасно заводилась, и я переставал. А Медвежонком она для меня так и осталась.
Мне Мэри казалась симпатичной – маленькая, кругленькая, с темными косичками. Я был сражен наповал. Впервые в жизни мне попался человек, который читал так же быстро, как я, а то и быстрее. А какие замечательные книжки она читала: Азимова, Брэдбери, Хайнлайна. Я тотчас взялся за этих авторов.
Вот так два аспергерианца ходили на свидания, и было это в 1972 году.
Глава 8
Как меня стали бояться собаки
Любой ребенок скажет вам, что даже добрейшая и кротчайшая из собак непременно цапнет, если упорно дергать ее за хвост и таскать за уши. У синдрома Аспергера есть мрачная сторона. Она объясняется тем, что в детстве нам, аспергерианцам, приходится иметь дело с людьми, которые обращаются с нами не так, как нам бы хотелось. Я рос, и у меня крепло ощущение, что вокруг нет почти никого, кто позволял бы мне чувствовать себя любимым. То есть таких людей можно было пересчитать по пальцам. Среди них была и Медвежонок. А еще родители отца, мои бабушка и дед. Я каждое лето ездил к ним в Джорджию. Они жили в Лоренсвилле, маленьком городке примерно в часе езды от Атланты.
В то лето, когда мне исполнилось тринадцать, я, как обычно, поехал на летние каникулы в Джорджию. Бабушка и дед встретили меня в аэропорту – бабушка Кэролайн была первой, кого я увидел, выйдя из самолета. Она подбежала ко мне и крепко обняла, а я вырвался. Я считал, что уже слишком взрослый для таких нежностей.
– Ах, Джон Элдер, какой ты огромный вымахал! Только посмотрите на него! И какой красавец!
Я снова отстранился и заерзал, хотя на самом деле мне нравилось, что бабушка с дедом всегда так рады меня видеть и так мной гордятся. Больше ведь этого никто не говорил.
– В эти выходные приезжает твой дядя Боб! Он поучит тебя водить машину. Ах, боже мой, наш малыш уже сядет за руль!
Бабушка повела меня в зал выдачи багажа, а потом мы вышли на улицу, где под знаком «парковка запрещена» преспокойно стоял серебристый «кадиллак» дедушки Джека. Я забрался внутрь и сразу же направил себе в лицо воздушную струю кондиционера. Мы тронулись в путь. Хорошо снова вернуться в Джорджию!
В те выходные мы с дядей Бобом катались на бабушкиной новой машине – «бьюике-электра 225», двухдверном автомобиле винно-красного цвета. Садясь за руль, я немного нервничал. Подвинул водительское кресло поближе, чтобы дотягиваться ногами до педалей. Всякие сельскохозяйственные агрегаты, например, тракторы, я водил с двенадцати лет, но сейчас-то мне предстояло вести настоящий легковой автомобиль по настоящей дороге.
– Раз ты умеешь водить трактор, то и с «бьюиком» справишься, – заверил меня дядя Боб. Хорошо ему говорить! Машина-то бабушкина, а не дядина. И хотя она казалась большой, она все-таки была меньше дедушкиной.
– Водить такую машину куда проще, чем трактор. У нее автоматическая коробка передач и усилитель рулевого привода, – добавил дядя Боб.
На тракторе я ездил неоднократно – и по дорогам, и по полям. Я и траву стриг, и землю рыхлил, и много чего еще делал. Трактор у нас был красный «Масси Фергюсон». Если бабушка просила: «Дружочек, ты не мог бы съездить в универмаг, купить удобрений и шесть подшипников такого-то размера?», я садился на трактор и ехал на нем в город за покупками. Иногда я даже ездил на тракторе в город за мороженым, в «Баскин и Роббинс». Ставил трактор на стоянку, рядом с обычными машинами, и шел за мороженым. Обратно приходилось мчаться во весь опор, чтобы мороженое не успело растаять.
Тракторов я не боялся – на них ведь не разгонишься. А вот легковой автомобиль – другое дело. Я завел мотор и очень осторожно дал газу. Машина рванулась вперед, я ударил по тормозам. Мы съехали на обочину белой песчаной грунтовки. К счастью, нас никто не видел, дорога была пустынна.
– Полегче, сынок, – заметил мне дядя Боб.
Я, затаив дыхание, отпустил тормоза. Машина покатилась вперед. Я осторожно нажал на тормоза. Она остановилась. Дядя был прав. Машина хорошо слушалась. И она была очень мощной.