Посмотри в глаза чудовищ
Шрифт:
– А что же с юнгой стало? – спросил о.Никодим.
– Ну, как что? За баловство с огнем линьками погладили, а за спасение судна… Ну, там много чего было. Сейчас он на «Владимире» боцманом ходит. Говорят, контора Ллойда его к себе переманивала, большие фунты сулила – не пошел, татарин упрямый.
Разговор перешел на славные подвиги: сперва флотские, потом общевойсковые, а потом и гражданские.
Сначала это было интересно, но с двунадесятого примера я начал почему-то злиться, и чем дальше, тем больше.
Медицинские студенты, позволявшие прививать себе всяческие гнусные болезни, казались мне не героями, а идиотами. Поручик Буцефалов, спасший из-под огня полковую печать, тоже как-то не вдохновлял. Множество однообразных подвигов отдавания своего имущества погорельцам и прочим каликам перехожим казалось мне непростительным мотовством. А когда речь зашла о моем сверстнике, который, рискуя жизнью, спас из проруби тонущего поросенка, я не выдержал и сказал, что и сам могу в любой момент совершить такое, что обо мне будут говорить все.
– Котенку голову откусит! – обрадовался Дмитрий, но маменька дала ему подзатыльника. История с загрызенным карасем донимала ее куда больше, чем меня. Карась и карась.
На следующий день я надел галоши, взял тяжелые портновские ножницы и залез через забор на нашу электрическую станцию. Царское Село погрузилось в первородный мрак. Назавтра обо мне действительно говорили все.
Напряжение тогда было не в пример сегодняшнему – вольт пятьдесят…
ГЛАВА 8
– Вы болван, Штюбинг!
Как и четыре дня назад, сидели на кухне Коминта, теперь уже втроем. Только внуки уже не баловались томагавками – поскольку девочка Ирочка острых предметов боялась, – а пытались приучить Гусара к несобачьей команде «Ап!».
– Из-под милиции мы выскользнули чудом, – заканчивал Николай Степанович повествование. – Каина этого, конечно, след простыл…
– У тебя, Степаныч, все чудом, – сказал Коминт.
Илья молча потрогал шишку на темени, причиненную милицейской на излете пулей. Вздохнул.
– И что ты теперь делать намерен? – продолжал Коминт.
– Сколько успел, покопался я в его каморке, – сказал Николай Степанович. – Тайничок там был один очень хитрый. И вот что в тайничке том я нашел…
Он вынул большой никелированный брелок с непонятной эмблемой, к брелоку прикован был медный плоский ключ.
– От сейфа, – сказал Илья. – Абонементского. Сколько у меня таких перебывало… Где все?
– Абонентный сейф… – поправил Коминт. – Очень похоже.
– Эмблему эту знаешь? – спросил Николай Степанович.
– Никогда подобным не интересовался. Да и зачем мне, посуди? Томагавки хранить? Или фамильные брильянты?
– Скальпы… Узнать сможешь?
– Ну, не сегодня уже. Завтра.
– Завтра… Завтра, брат, – это долго. Напрягись: кто-нибудь сейчас – сможет? Делец какой-нибудь или налоговый…
– Да кто у нас тут такое может знать – народ цирковой, безденежный. А впрочем, постой! Администратор наш, Иона Измаилович, – человек опытный, еще с Галей Брежневой хахалем корешился, два раза сидел…
– Так и я Иону знаю! – восхитился Илья. – Я у Бориса с ним как раз и встречался. Смешной мужик…
– Ну, тесен мир, – сказал Николай Степанович. – Пошли к твоему Ионе. Во чрево китово.
Иона жил в соседнем подъезде и двумя этажами ниже. Дверь его, обитая по новому русскому обычаю железом, лишена была всяких глазков, звонков и ручек. Коминт начал стучать – и стучал долго.
– Ему бы о душе задуматься… – сказал Коминт, но тут в двери образовалось окошечко размером с половину почтовой открытки.
– Оборону держишь, – сказал Коминт неодобрительно. – Сунут вот тебе ствол в твою амбразуру…
– А это перископ, – похвалился невидимый Иона. – Чего пришел, люди все добрые спят.
– С кем это сегодня люди добрые спят? – поинтересовался Коминт. – С Галкой-каучук?
– Тебе это все равно не грозит, – сказал Иона. – Так что не надувайся. Ладно, заходи.
И дверь медленно начала открываться.
– Да вас тут больше одного? – удивился Иона, впуская компанию. Было Ионе явно за шесть десятков, и круглая его бритая насизо физиономия выражала недовольство – словно к римскому патрицию, только что погрязавшему в оргии, заявился грубый центурион с приказом от императора немедленно вскрыть себе вены в бассейне с лепестками роз.
– Это мы еще ученую собаку не взяли, – сказал Илья. – Здорово, мудило!
– Вот те на те, хрен в томате! А мне Вадик Сочинский звонил – мол, повторил ты в мирное время подвиг Сергея Лазо. Я ему не поверил. Засунешь тебя в печку, как же. Отметить бы надо воскрешение…
– Отметим, как уж не отметить. А чего вдруг решили, что меня… того?
– Да кости, говорят, твои в кочегарке нашли…
– А, это хорошо. Ты только все равно не болтай, что я был у тебя. Найдется еще какой неверующий…
– Постой, Илья. Есть у нас, уважаемый Иона Измаилович, вопрос к вам как к эксперту, – вежливо сказал Николай Степанович. – Не могли бы вы по этому вот ключу определить, где именно находится замочек под него?
– По мужику определить, где его баба… – проворчал Иона, беря ключ и вертя перед глазами. – Хороша задачка… – Он вынул из кармана халата очки, прищурился. – А вы сами-то пытались определить? Или сразу ко мне ломанулись? Нет, я смеюсь с этих людей! Вот же, на торце этой хренотени великим, могучим и свободным написано: «КАКОБАНКЪ».