Пособие для начинающих шантажистов
Шрифт:
– Вика, у тебя есть столько наличных денег? – поинтересовалась я, поддерживая идею Жорика.
– Есть, – Виктория безразлично сверлила глазами дырку в столе, – Милиция бы хоть куклы подложила…
– Зато устроила бы массу шума, – возразил Жорик, не отрывая глаз от письма.
Ему, видимо, очень хотелось довести дело до конца самому, и он никак не мог позволить вмешиваться посторонним.
– Какая разница, куклы, не куклы… Мы же его все равно поймаем, – возразила я.
– Ладно, – оборвала меня Вика, – Не в деньгах счастье. Жорик, какие предложения?
– Мне нужно всё продумать более тщательно, – отказался немедленно отвечать опер
– Думай вслух, если тебя не затруднит, – проговорила Вика тоном, не терпящим возражений.
– Ну… Я, честно говоря, не словами думаю, а образами.
– Я предлагаю следующее, – на этот раз пришло время взять на себя роль председательствующего мне. Хотя бы ради того, чтоб не позволить философскому спору о том, можно ли думать вслух, перерасти в конфликт, – Вика будет действовать, полностью соответствуя инструкциям шантажиста. Единственное, в сумку она вместе с деньгами подложит письмо, где потребует дальнейшие переговоры вести со мной, а не с ней. Кроме того, Вике нужно будет переодеться, чтобы, если преступник решит делать новые фотографии, никто не догадался, что это она.
– Очень ценный совет, – согласилась Виктория.
– А мы с Жориком, – продолжала я, – Предварительно исследовав ориентировочное место, определимся, как лучше схватить преступника.
– И как же вы, позвольте узнать, задержите его? – насмешливо поинтересовалась Виктория, – А вдруг он будет вооружен?
– Вот тут можете не беспокоиться, – одними губами улыбнулся Жорик, и я снова начала чувствовать себя рядом с ним неуютно, – Оружие и у нас, если что, найдется.
– Причем исследовать местность мы начнем прямо сейчас, – закончила свою мысль я, – Не думаю, чтобы преступник начал наблюдать за местностью так рано…
– А если начал?
– Мы переоденемся! Нас не то, что шантажист – родная мама не узнает.
И мы снова принялись громко спорить. На этот раз уже о подробностях планируемых действий, а не о наличии оных.
23. Глава двадцать третья, в которой герои используют возникшую передышку в корыстных целях.
Через несколько часов я убедилась, что приписываемый мне Викторией пророческий дар, отчасти, всё-таки присутствует. Родная моя мамочка как всегда в это время возвращалась с обеденного перерыва на работу. Она преспокойно прошла мимо меня, не узнав. Я стояла, опираясь на палочку и согнувшись в три погибели, лицо исчезало в пещере, образованной складками огромной старой шали, повязанной наподобие косынки и обмотанной еще несколько раз поверх темно-синего потертого пальто, привезенного Жориком от своей прабабушки. Вид у меня был настолько жалкий и нищенский, что, протяни я руку, вполне могла бы неплохо заработать. Но я была бомжем, зарабатывающим честным трудом, а не попрошайкой. Я собирала бутылки. В качестве подтверждения этого в авоське у меня подозрительно позвякивало. Почему я решила, что на промозглой улице, вдали от киосков и магазинов можно поживиться тарой, я, честно говоря, еще не придумала. Может, у меня старческий маразм! Кому какое дело?
– Возьми, бабуль, копеечку, – вдруг раздался сиплый мужской голос над моей головой. Перед прорехой в шали, на уровне моих глаз появилась грубая ладонь, протягивающая мне мелочь, – Поставь в церкви свечку за здоровье Бориса с первого этажа. Хороший человек был.
Я подтянула складку в шали, так чтоб можно было увидеть собеседника. Передо мной, пошатываясь, стоял БорькаСоВторойКвартиры.
– Хороший человек. Да пил, говорят, много, – продолжал Борька, – И не кто-нибудь говорит, а врачи, – Борька всхлипнул, – Гады! Бросай, говорят, пить, а то помрешь. И даже свечку, говорят, по тебе в церкви никто не поставит! Теперь вот ты поставишь. Да, бабка?
Я не умела подделывать старческий голос, поэтому молча взяла обернутой в шаль рукой протянутую мелочь.
– Бросай, говорят, пить! – Борьке явно нужно было выговориться, – А для Борьки бросить пить… Это все равно, как тебе, бабка, – Борька мучительно задумался, – Всё равно, как тебе, бабка, в крутые бизнес-леди превратиться.
В этот момент у меня зазвенел выданный Викторией на время операции сотовый телефон. Борька нелепо подпрыгнул на месте и вытаращил глаза. Столетняя нищенка, не разгибаясь, достала из кармана пальто мобилку, рявкнула в неё что-то невразумительное, потом сунула телефон за пазуху, и, энергично орудуя палкой-костылем, заковыляла прочь, чертыхаясь и подозрительно оглядываясь.
– Бабка, деньгу верни! – завопил вмиг протрезвевший Борька, потом вдруг поднял голову к небу и, чуть не плача, затараторил, – Ладно, сами виноваты! Я брошу пить! Вот с завтрашнего и брошу! Чес слово! Только отмечу вот…
Я заторопилась на стройку. Звонил мне Жорик. Сообщил, что уже закончил все необходимые приготовления для Виктории, и теперь едет сюда. Просил, чтоб я ждала его где-то возле стройки. Я, как послушная девочка, честно направилась к предполагаемому месту преступления. Кто б мог подумать, что расхаживать, опираясь на палку, так удобно? В считанные минуты я добралась до знакомой с детства стройки. Забор давно уже разнесли и только одинокие столбы по периметру говорили о том, что раньше этим объектом кто-то занимался. «Как в большой самогонный аппарат попал!» – почему-то сказал как-то один мой знакомый, побывав на нашей Вечной Стройке. Тут и там возвышались стопки железобетонных плит. Хаотично разбросанные по площадке, из земли торчали сваи. По бетонным скелетам квартир сквозь проемы для окон и дверей, угрожающе завывая, метался ветер. Стройка, как и положено, приносила в жизнь района массу неудобств. Играя там, дети ломали ноги. Любители «пойти по сократу» (а сквозь стройку пролегала самая короткая дорога к магазинам) разносили по всей округе жуткую грязюку, которая царила вокруг нашей стройки в любое время года. Кроме того, летом здесь селились бездомные собаки и бомжи, что угрожало санитарной обстановке района. Первые лет пять жители возмущались, требовали или окончить строительство, или убрать площадку, потом все привыкли, и стройка стала восприниматься, как часть окружающего пейзажа.
Спрятавшись от ветра в одной из железобетонных коробок, я поджидала Жорика. Пробраться на стройку незамеченным было невозможно: хорошо освещенный фонарями и окнами домов пустырь окружал её со всех сторон. Поэтому я и не считала столь тщательную маскировку смешной. А вот бывший опер явно пренебрег переодеваниями. Надвинув шляпу на глаза, он пытался затеряться в группке подозрительного вида подростков. «Все они в кожаных куртках, все небольшого роста…». Громко смеясь, ругаясь и поминутно сплевывая себе под ноги (и где они столько слюны-то берут?), детки шли напрямую через стройку, явно к магазину и явно не за йогуртами. Жорик в цивильном черном полупальто выглядел на фоне этих однояйцевых близнецов джентльменом. Я быстро набрала номер его мобилки: «Проходи мимо, не останавливайся. Преступник где-то близко, возможно, он наблюдает за тобой. Я буду ждать тебя возле третьего подъезда семидесятого дома.» Я вышла из своего укрытия, демонстративно застегивая пуговицы на пальто. Мало ли зачем старуха могла сворачивать на стройку? Может, у неё неотложная надобность какая была! Я зашла в ближайший подъезд, бережно сложила в кулек шаль и пальто, оставшись в привычной курточке, и, спрятав палку-костыль за мусорный бак, вышла на улицу. Жорик, которому пришлось для конспирации пройтись до магазина и обратно, появился через несколько минут. Я отчитала его в ответ на едкое «Прекрасно выглядишь».
– Договаривались же маскироваться! Вся операция потеряет смысл, если шантажист заметит тебя!
– Да я даже шляпу надел! – горько разочаровал меня в собственных способностях опер, – Ну что он, совсем ненормальный? Приходить за четыре часа до назначенного срока?! Судя по предыдущим действиям, наш шантажист далеко не маразматик.
– Между прочим, синяя сумка уже лежит на месте! Я её сама видела!
– Ну и что?! Не думаю, чтобы нужно было следить за пустой сумкой, её точно никто не возьмёт.
– Вот именно! Ты не думаешь! – отрезала я, – Разве можно так беспечно относиться к такому серьезному мероприятию?
Почему-то мне казалось, что Жорик и сам себе не слишком-то верит.
– Скажи мне честно, ты хоть капельку надеешься на успех нашего плана?
– Ни сколько в нем не сомневаюсь, – не прекращая улыбаться, заявил бывший опер, – Я шантажисту деньги не отдам, обещаю. Нервничать и беспокоиться будем, когда Виктория в сумку купюры положит. А пока всё это детские игры…
– А вдруг он увидит нас заранее, испугается и решит опубликовать снимки.