Пособие для начинающих шантажистов
Шрифт:
– Ну, Санька этот – подонок. Как ни крути, – быстро вставила я.
– Опять же, не нам судить, – Жорик пожал плечами, – Но после разговора с ним желание ему помогать у меня как-то отпало. А тут еще ты со своей страстью видеть во мне жестокого, грубого ментяру…
Я хотела возразить, но не нашла подходящих слов. Получалось, будто я согласна с такой характеристикой Жорика. Мне стало как-то совсем неловко.
– А зачем же ты принялся Силенской-младшей помогать?
– А… Всё-таки вернулись к этому разговору, – Жорик улыбнулся, – Главное вовремя. Я уже говорил тебе. Изначально потому, что уж очень хотелось в Клюшкиной гадостности убедиться. А потом… Потом я встретил тебя, Катерина, и… скажем так, очень заинтересовался.
Я
– Не надо так говорить, – я быстро отвела глаза и принялась убирать со стола, – Ты просто плохо меня знаешь. Идеализируешь… Я на самом деле плохая…
Господи, ну почему я не могу сейчас просто порадоваться, как нормальный человек. Почему у меня всё всегда так сложно и запутано.
– Я знаю, – серьезно ответил Жорик, – И это мне в тебе тоже нравится.
– Господи, перестань! – почти перешла на крик я, – Самое время для подобных признаний! Нам предстоит такое дело…
– Это дело тебе дороже происходящего между нами? – Жорик смотрел на меня очень серьезно.
В груди нарастала паника. Ну, зачем было доводить меня до такого состояния?
– Послушай, – я старалась не кричать, – Хочешь играть в красивые ухаживания – пожалуйста. Только с кем-нибудь другим, не со мной, хорошо? К чему эти дурацкие вопросы? Что я могу на них ответить?
– Правду. Помнишь, ты сама говорила, всё что угодно можно спокойно обсудить, найти выход в две головы из любой ситуации.
– О чем ты?!
– Просто вижу, что ты нервничаешь, и хочу помочь. Неужели я настолько неприятен, что ты даже не можешь рассказать мне об этом словами? Я пойму тебя. Просто расскажи, доверься. Почему ты так заводишься каждый раз, когда я пытаюсь отбросить шутки и поговорить откровенно?
– Потому что ты делаешь это не вовремя! – таки закричала я.
Вот теперь я начала всерьез нервничать. «Может, отменить всё? А что, вот скажу, мол «У меня не хватает на подобные поступки моральных сил!» И пусть Виктория с Жориком сами разбираются…» – мысленно ныла я. Увы, от меня уже мало что зависело. Я уже навесила на себя обязательства, и Самолюбие растерзает меня на кусочки, не выполни я их. Я вспомнила про Шурика и поняла, что отступать не буду.
– Тебе, между прочим, уже пора идти на свой наблюдательный пост, – как можно более мило проговорила я, – Давай выпьем еще по чашке чая перед выходом на улицу и пойдем.
Жорик понял, что никаких разговоров на личные темы он от меня не дождется, и сделался весь покорно собранным.
– Отлично, – он протянул мне чашку, – Ты хорошо помнишь, что нужно делать?
– А ты?
24. Глава двадцать четвёртая, в которой решительные действия героев переворачивают вверх дном решительное действие повести.
Надобно признаться, что я терпеть не могу холод. Моя мама всегда говорит, что я просто не умею одеваться по погоде. Неправда, я умею, но радости мне это не прибавляет. Дело в том, что погода, по каким-то одной ей видимым причинам, раз и навсегда выбрала меня в качестве объекта для подражания. Стоит мне надеть шубу и зимнюю шапку, как природа следует моему примеру – на улице резко наступает оттепель. Всё журчит, тает и плывёт. И я тоже плыву в своей уже неимоверно тяжелой от скопившейся влаги шубе, нелепо теребя в руках шапку. Прохожие провожают меня презрительными взглядами, отчего мне делается еще противнее. Если же я надеваю куртку и выхожу без головного убора, моментально наступает похолодание. Эта закономерность уже давно стала аксиомой, и когда-то я предлагала желающим приплачивать мне за урегулирование погоды. Хотите покататься на лыжах? Нет проблем, платите наличными, и я одену куртку. Платить никто не стал и я, понимая, что большинство граждан всё-таки предпочитают теплые погоды, носила куртку, дабы досадить «неплательщикам».
– Катерина, прекрати светиться! Твою куртку аж сюда видно. И выключи звонок у мобильника, там есть функция для изменения звонка на вибрирование, – приказным тоном изрек Жорик и отключился.
– Ясно, – мрачно ответила я уже безмолвствующей трубке и, немного подумав, вывернула куртку на изнанку. Кроме того, я достала темный шейный платок и намотала его на голову. Отчасти, чтобы прикрыть светлые волосы (увы, сказать «светлую голову» было бы нечестно), отчасти, чтобы согреться.
Кроме холода я терпеть не могла еще и ожидание.
Виктория появилась на освещенной тропинке, ведущей через пустырь к стройке, со стороны магазина. К счастью, с моего поста отлично просматривались оба пути следования к заветной сумке. Вика надела длинное кашемировое пальто с капюшоном и очки. Ну конечно, она ведь думала, что за ней будет наблюдать Шурик, посему никак не могла конспирироваться как-то менее ярко.
– Первый пошел, – сообщила я Жорику в телефон, – В смысле, Виктория приближается.
– Объект сделал всё достойно, – через несколько минут сообщил Жорик, – Ровно двадцать тысяч долларов лежат в сумке. Ждем посетителя. И выключи, наконец, звонок на мобилке!
Вряд ли он действительно слышал звонок, слишком велико было расстояние между нами, скорее всего Жорик просто шутил и не подозревая, что попадает в цель. Я бестолково понажимала кнопки на телефоне и уставилась на часы. Раньше мне казалось, что они ходят значительно быстрее.
Я передумала уже все возможные мысли, перепела в голове все знакомые песни, переболела всеми возможными страхами. Большая стрелка часов нехотя ковыляла к двенадцати. С момента моего предыдущего разговора с Жориком прошел ровно час. Я решила проверить состояние опера.
О нет! Конечно же, отключая звонок, я нажала что-то не то, и телефон отказывался дозваниваться. У меня начали трястись руки. « Ну, миленький, ну, пожалуйста, заработай», – обращалась я к телефону, нажимая всё новые и новые кнопки, – «Я не знаю никакого кода!» Телефон отказывался работать, требуя, чтобы я ввела какой-то пароль. «О чем ты говоришь?» Телефон отказывался также от ведения конструктивного диалога. «Если починишься, обещаю больше никогда не брать тебя в руки!» На соблазны телефон также не поддавался. Я пританцовывала на месте уже не от холода. По идее, Жорик наверняка пробовал звонить мне. Если бы с ним всё было в порядке, он наверняка забеспокоился бы, не получив ответа, и нашел способ привлечь мое внимание… А он молчал. Неизвестность, царящая вокруг сумки с двадцатью тысячами долларов, пугала необычайно. Вопрос о нынешней дееспособности Георгия Сабоневского превратился в навязчивую идею. Я набрала полную грудь воздуха и, стараясь как можно быстрее пересечь освещенное пространство, бросилась бежать к стройке. «А вдруг какой-нибудь идиот притаился в плитах еще до нашего прихода?» – сомнения дико клокотали в голове, я шарахалась от темных углов, пробираясь к нужному блоку. Кстати, больше всего мне претила мысль о том, что, может быть, придется ударить человека. Карабкаясь в темноте по плитам на крышу, я, конечно же, в кровь расцарапала руку. Бесшумно добравшись до плит, за которыми должен был прятаться Жорик, я быстро глянула вниз. Бывший опер лежал на полу, растянувшись на том самом месте, где должна была находиться сумка с деньгами. Сумки не было!!! Денег не было! Я кинулась вниз, отметив, что раньше даже не предполагала, что добровольно могу спрыгнуть с такой высоты. Жорик застонал и зашевелился. Я упала на колени рядом с ним и принялась теребить его.