Пособие для Наемника
Шрифт:
Железный не моргал.
— Вот почему император опасался, что вы не успеете вовремя. Вы ехали не верхом, а груженной.
Идель только улыбнулась, бесстрашно встречаясь с голубыми глазами. Эмрис не выдержал и опустил взгляд. Тут же мазнул им по женской груди. Идель была одета, как обычно, но воображение щедро подкидывало воспоминания о тонкой льняной безрукавке с вырезом.
Железный медленно ощупал взором ключицу женщины, шею и утонченный овал лица с заостренным подбородком, даже не заметив, что его дыхание стало слышным.
«Мне чужого не надо» — припомнил Эмрис слова Нолана, брошенные
Тогда Эмрис сказал: «Мне тоже». Но сегодня… сейчас он совсем бы не поручился.
«Мы с вами не близки»
Бордель. Точно. Столько времени находиться вблизи подобной женщины без возможности действовать — кого угодно доведет до помешательства. Ему просто надо как следует расслабиться.
И… почему бы ему расслабиться здесь? Она уже беременна, с внезапным изумлением вспомнил барон, никто и слова не скажет и ни в чем не заподозрит. И если бы она только… Не зря же она флиртовала с ним сегодня и откровенно таращилась на него вчера!
— Что-то еще, барон? — Идель по-прежнему не двигалась, но по всему было видно, что ситуация ее тяготит. Отступление для нее невозможно, и сейчас Железному это на руку.
— Почему вы отослали с торгами Дарета? — Вопрос вырвался сам собой. Дурацкий, глупый вопрос, до Дарета Эмрису не было никакого дела. Но вопрос выигрывал ему время, чтобы решить: отступит ли он сейчас или все-таки рискнет стать с Идель еще ближе? Сегодня… сегодня они впервые смогли поговорить, как люди. И пусть не весь диалог прошел гладко, но они сблизились достаточно, чтобы позволить себе перевести дух без взаимных претензий.
Идель повела головой, словно в поисках дополнительного воздуха: из-за присутствия Железного женщина уже успела посетовать на то, что в комнате лишь одно окно.
— Потому что Дарет смазливый. Такие, как он, легко сговариваются со всеми людьми, особенно с женщинами, которых, как сказал мне Рейберт, в числе городских торговцев большинство.
Этот правда. Мужчины-купцы в Иттории чаще занимались внешней торговлей, а женщины вели дела на внутренних локальных рынках.
— И если у вас все, барон… — продолжила Идель.
Эмрис одернул себя. Он не о том думает. Дарет смазливый. Смазливый… Человека, который симпатичен, называют красавчиком, а не смазливым. Это его шанс.
— Вам не нравятся смазливые? — Эмрис почувствовал, как пересохло во рту. Облизнул осохшие губы.
Идель сложила руки перед собой крест-накрест, обхватив ладонями локти, и с непрошибаемым спокойствием констатировала:
— Думаю, как человек, который служил в Иттории два года, вы прекрасно осведомлены о местоположении ближайшего борделя. Хорошего вечера, барон. — Она отступила. Во взгляде, которым она наградила Железного на прощанье, сквозила смесь из снисходительной благосклонности, насмешки и легкого разочарования.
Эмрис, почувствовав наличие пространства, пришел в себя. Тоже сделал шаг назад, хотя в этом уже не было необходимости.
— Простите, ваша светлость. Не хотел поставить в неудобное по…
— Это все. — Леди не обернулась.
Эмрис замешкался ровно на миг, прежде, чем покинуть комнату эрцгерцогини. Слава Создателю, что она не обиделась. Несмотря на то, что он не мог утверждать наверняка, что смыслит в женских чувствах, он мог бы поклясться: Идель из Греймхау не обижается. Не потому что она сверхженщина, а потому, что обида не несет никакого смысла. Железный посмеялся: да, если он что и понял об этой даме, так только то, что без конечной выгоды — самой разномастной — она и с постели не встанет.
Ладно, успокоил себя Эмрис. Как бы Идель ни была по-женски привлекательна, как бы ни была с ним обходительна, человека вроде эрцгерцогини Греймхау гораздо, гораздо, просто в сто тысяч раз лучше иметь в друзьях, чем в любовниках. Любовники сегодня желанны, завтра — постылы. Дружба же прерывается только смертью, иначе она и дружбой-то не была. К тому же, судя по всему, Идель и сама держится подобной мысли, иначе откуда фразы, что она ждет его на своей стороне?
Уверившись, что все дело в долгом отсутствии отдыха, Эмрис действительно отправился в бордель, где встретил Рейберта, Ульдреда, Крейга, Берна и еще с дюжину бойцов из охраны и эрцгерцогини, и барона. Всех, кроме Дарета, над которым Рей и Ульдред потешались в голос.
Когда они всем скопищем возвратились в таверну, солнце уже поднималось. Однако в общей зале на первом этаже еще были люди: эрцгерцогиня, подперев кулаком щеку, сидела за столом в одиночестве и слушала, как поет Скеджа. Дарет тоже не спал: с очень грустным лицом он стоял в трех шагах позади леди и обиженными глазами смотрел на товарищей. Железный странно гыкнул и даже заржал: если б тут остался для охраны леди еще кто-нибудь, Дарет бы тоже вместе со всеми отлично провел вечер и ночь!
Рейберт встряхнулся — как мог, хотя по тому, как дернулись зрачки блондина, Эмрис понял, что тот едва не потерял равновесие и не шлепнулся на зад. Рей кашлянул, одернул помятую и неряшливо нацепленную форму и подковылял к Идель.
— М… м-мил-леди, — выговорил он кое-как.
Идель взглянула на него коротко и до того выразительно, что Эмрис заржал. Вместе с остальными.
Женщина поморщила носик и чуть отвернулась от подданного.
— От тебя несет дешевыми духами, Рейберт.
Вопреки ожиданиям — что в ее присутствии все так или иначе старались выглядеть чинно, — Рей только раскинул руки и как-то кособоко повинился:
— Ну знаете, не у всех есть деньги на амбру!
— Ну знаешь ли, — не осталась Идель в долгу, в точности повторив интонацию, — как моя правая рука, ты точно не имеешь права жаловаться на нехватку денег. Мог бы и подарить красотке флакончик. Хотя бы крохотный. Она же, — Идель смерила взглядом блондина с головы до ног, — так знатно тебя укатала.
— Эт’ да-а, — с гордостью оповестил Рейберт и выкатил грудь. Эмрис захотел протрезветь. Моментально. Чтобы запомнить этот разговор от и до, потому что поведение Рейберта в присутствии Идель сейчас было поистине беспрецедентным.
Идель пригубила воды — «И зачем она столько пьет?» подумал Эмрис, — снова покосилась на блондина, и, не убирая из рук кружку, картинно предостерегла:
— Хребет не сломай, Рей. А то так выгибаешь грудь, словно хочешь колесоваться.
— Бу-бу-бу, — передразнил Рей, и Железный не стесняясь вытаращился. Выпучил глаза, вздернул брови, открыл рот: что за хрень! А где же та вечно недовольная высокомерная мертвая рыбина, с которой он беседует от раза к разу?!