Посох волхва
Шрифт:
На сей раз викинги оказались во власти чужой стратегии. В строю ли на суше, или на море викинг побеждает только тогда, когда является хозяином положения, когда все подчинено его тактике и воле, а при других обстоятельствах северный воин предпочитает быстрое отступление. Но в данном случае ситуация сложилась таким образом, что бежать было совершенно некуда: кольцо нападающих сомкнулось.
Эгиль встретился лицом к лицу с Эйндриди, который был значительно крупнее скальда, но, подобно остальным викингам, был настолько растерян, что напрочь забыл об атаке. Он лишь защищался, прикрываясь щитом, да и это у него выходило довольно вяло. Эйндриди словно ждал команды на побег или на сдачу оружия.
– Что же ты не блеешь, Эйндриди? – Эгиль нанес косой удар справа, целясь между верхней линией щита и височной частью шлема.
Нужно сказать, что норманны не считали коварством нападение тогда, когда соперник не был готов к схватке. Предупреждающие фразы типа «защищайся!» или «оружие к бою!» были им совершенно несвойственны. В бою побеждал тот, кто был быстрее, хитрее и лучше вооружен.
Противник Эгиля чуть промедлил с реакцией, и меч, скользнув по кромке щита, глубоко рассек открытую челюсть. Полученная рана заставила Эйндриди очнуться. Он взмахнул секирой и нанес слепой удар по щиту, затем тут же сделал шаг вперед и выбросил перед собой левую руку, посылая энергию через умбон своего щита. Удар умбоном пришелся Эгилю в правое плечо. Рука, сжимающая меч, тут же повисла вдоль туловища. Теперь уже Рыжая Шкура оказался в позиции обороняющегося.
Он отразил четыре удара секирой, от пятого увернулся, уходя в сторону. Нужно было время, чтобы функции плеча восстановились. А Эйндриди наседал, чередуя удары секирой и щитом. Противники очутились у противоположного борта, не замечая того, что бой на драккаре уже прекратился. Викинги побросали оружие и, опустившись на колени, подняли вверх руки. Кривичи же с интересом наблюдали за поединком двух норманнов. Их завораживал бой и удивляло то, что соплеменники с такой ненавистью могут относиться друг к другу.
Для норманнов, напротив, такая ситуация считалась в порядке вещей. У себя дома, буквально повсюду, во время пира или в часы работы, потасовки вспыхивали настолько часто, что даже мало кого интересовали. И продиктовано это было не только диким нравом самих норманнов, но еще и тем, что скудная, каменистая почва фьордов давала мизерные урожаи. Дефицит продовольствия порождал проблему лишнего человека. Поэтому скандинавы тех мест с большим удовольствием резали друг друга, а хевдинги не только не препятствовали, но, напротив, поощряли поединки. Даже когда дрались целые кланы, никто не вмешивался и не старался примирить. Те, кто наблюдал бой, уже мысленно делили имущество и еду тех, кто погибнет. Победителям, впрочем, тоже было несладко: ослабевшие, они сами порой становились легкой добычей.
Эгиль слыл, ко всему прочему, неплохим актером. Он удачно изобразил на лице нестерпимую гримасу боли и всем телом как бы стал оседать. Эйндриди поверил, не почувствовав подвоха, и поднял секиру для завершающего, сокрушительного удара. Набрав полные легкие воздуха, он одновременно стал опускать оружие и переносить вес тела на левую ногу. Но секира, описав страшную, синеватую дугу, вонзилась глубоко в борт драккара. Эгиль ожидал этот удар, поскольку хорошо знал арсенал приемов соперника. Успев уйти в сторону, скальд-неудачник поднял в оправившейся руке меч и коротко рубанул Эйндриди по загривку. Того выручила броня. Несмотря на молодость и невеликий опыт походов, соперник Эгиля имел прочный кожаный панцирь, поверх которого еще надевал двойную кольчугу. Это делало его несколько неповоротливым в тесном бою, но давало широкие преимущества на просторе.
В данном случае Эгиль удачно использовал инерцию врага. Эйндриди перелетел через борт и грохнулся в прибрежное мелководье. Он тут же попытался вскочить на ноги, но беднягу повело в сторону, и он снова рухнул. Подняться удалось лишь с четвертого раза. К этому времени доспехи начерпали в себя столько воды, что она лилась забористыми струями буквально из всех щелей. Эйндриди, сорвав с головы шлем, пытался отыскать свою секиру, но страшное оружие викинга осталось торчать в борту драккара; щит же с грозным умбоном вывернул ему при падении руку из сустава и теперь скорее обременял, чем мог стать крепкой защитой. Внушительного роста, но при этом совершенно беспомощный, Эйндриди стоял перед своим врагом, а в глазах уже поплыли темные круги от боли. Он попытался освободиться от щита, но даже этого не получилось. Вывернутая рука при малейшем движении отдавала глубокой, тупой резью.
Эгиль, прыгая с драккара, попытался оттолкнуться как можно сильнее, чтобы перелететь полосу воды. Это ему удалось. Прибрежный песок оказался мягок, поэтому скальд не получил травмы при приземлении. Вообще нужно сказать, что несмотря на богатство своей жены Асгерд, Эгиль не имел металлического панциря. Во всех походах он обходился лишь кожаным доспехом. Правда, превосходного качества. За счет этого он был значительно легче и быстрее многих своих соплеменников, но и намного уязвимее. В данном случае именно кожаный доспех, его небольшой вес, помог Эгилю избежать травмы.
– Встань на колени, Эйндриди. Отныне ты сам тралл! – Эгиль отер со лба пот.
– Я… я… – викинг пытался что-то ответить, но рот словно перекосило судорогой. Он бы, не задумываясь, опустился на колени и сдался на милость врагу, к тому же шел слух, что кривичи совсем даже неплохо относятся к невольникам – не держат в цепях, не презирают, точно животных, и по большому счету вообще не ставят невольников ниже себя.
Вместо этого Эйндриди потянулся за кривым ножом, висевшим на поясе, – возможно, для того, чтобы сдать его, но Эгилю показалось все иначе. Он сделал молниеносный выпад и нанес противнику колющий удар в живот. Сила этого удара была такова, что клинок пробил все доспехи насквозь, вошел в тело викинга и вышел из спины. Эгиль два раза провернул оружие в теле врага, а потом резко выдернул.
Эйндриди, держась рукой за рану, рухнул на колени. Поднял лицо, обвел берег затуманенным взором, выпустил из груди хрип и резко загнал в свой живот скрюченную пятерню. Мгновение – и оттуда посыпались внутренности.
– Я должен был обмотать двенадцать раз своими кишками столб с изображением Тора, но оставляю эту радость тебе, Эгиль! – прошептал викинг и упал лицом в воду. Равнодушный Днепр избавил его от дальнейших мучений, долгой агонии и ужасных судорог, позволив быстро и безболезненно захлебнуться.
Глава 9
«…Я не беру учеников на излете осенних дней, потому что в это время лошади должны отдыхать от седоков, а наездники – от дороги. Дорога тоже должна засыпать и набираться сил. В это время я люблю тихо сидеть у огня и, глядя в него, размышлять о жизни. Но Аника-воин очень просил меня. Я долго не соглашался даже взглянуть, но потом все-таки сказал: «Пусть войдет!». И что я увидел?! Это был маленький сухощавый мальчишка. Он не доставал головой до плеча Аники. Я, помнится, разозлился тогда страшно. Обвинил своего лучшего друга в том, что он решил посмеяться над старым Ругиллом. И уже готов был выгнать их обоих за порог. Но вдруг меня поразили глаза этого малыша – синие, большие и словно забрызганные кобыльим молоком. Тогда я спросил: что он умеет? Мальчик ответил, что немного ездил верхом где-то на своем Днепре. «Немного это сколько?» – снова я задал вопрос. Его ответ ввел меня в состояние затычки в бурдюке: «Совсем немного. Чуть больше года!».