Посол. Разорванный остров
Шрифт:
Асикага Томео лишь молча поклонился, бросив неприязненный взгляд на пассажиров-европейцев в дилижансе и продолжавшего что-то говорить почтового служащего.
– Погода чудесная, господа! Может быть, мы займём наружные места? И тогда у нас будет великолепный обзор местности, почти как с капитанского мостика корабля! – предложил Эномото.
Дождавшись, пока их багаж разместят в объёмистом ящике за задними колёсами почтовой кареты, путешественники взобрались по лесенке на крышу и уселись. Эномото и Уратаро сели рядом, третий японец, помедлив, устроился напротив.
Тем временем почтовый служащий, переведя дух после длинных споров, со злобой накинулся на кучера, тыча ему в лицо часы: он явно бранил его за задержку отправления, в которой тот вовсе не был повинен. Возникла новая перепалка, в которую вмешался охранник кареты и даже пара случайных прохожих. Наконец, кучер поглубже нахлобучил на голову цилиндр, задудел в изогнутый кольцом рожок, заработал кнутом, и тяжёлая карета, набирая скорость, покатила по дороге, ведущей на север.
Уратаро достал карту Италии и попытался определить расстояние от Неаполя до Турина.
– Сколько, интересно, мы будем ехать? – пробормотал он.
– Расстояние до конечного пункта нашего путешествия составляет около 180 почтовых льё [19] . Почтовое льё – чуть меньше сухопутного географического и почти вдвое короче морского, лейтенант, – заметил Эномото. – А вот время путешествия может составлять от трёх до четырёх дней. Если не случится дорожных поломок, разумеется…
– Благодарю, Эномото-сан!
Дорога на север Италии, вырвавшись из узких улочек Неаполя, шла практически по-над берегом. Она цеплялась за горные склоны, вилась по серпантину между небом и морем. Порой дорога сужалась настолько, что четвёрка лошадей, хоть и предусмотрительно снабжённая шорами, невольно сбавляла размашистую рысь, прижималась к скалистой неровной стенке. Кони фыркали и высоко вскидывали головы, в то время как левые колёса почтовой кареты катились едва не по самому краю пропасти, столь глубокой, что откуда даже не доносился шум прибоя.
19
Французское почтовое льё в современных мерках составляет 3,89 км. Таким образом, путь от Неаполя до Турина равен примерно 720 километрам.
С крыши кареты зрелище было ещё более впечатляющим, буквально царапающим по нервам, и японцы, искоса поглядывая друг на друга, втайне жалели, каждый про себя, что едут снаружи, а не внутри.
Кучер между тем постоянно прихлёбывал вино из оплетённой соломой бутыли, горланил песни и усердно работал кнутом, бодря лошадей. Карета, благодаря его усилиям, катилась довольно быстро. И всякий раз, когда экипаж приближался к очередному крутому повороту, Эномото старался не думать о том, что навстречу может вылететь встречная повозка с таким же полупьяным возницей…
Но, несмотря на вполне реальные опасения, японские путники не могли не отмечать величественной красоты, разворачивающейся вокруг мчащейся почтовой кареты. Пронзительная синева морской поверхности, переходящая у горизонта в более бледные тона, чёткие белые пятнышки парусов – всё это составляло впечатляющий контраст с горной местностью. Бледно-зелёные краски скалистого склона впереди густели, ощутимо синели и словно врезались чётким контуром вершин в небесный купол.
Через три часа безостановочной скачки карета вырвалась в долину. Горы справа немного отступили, а вдоль дороги то и дело возникали и уплывали назад древние захоронения римлян. Кучер заработал кнутом ещё усерднее, задудел в рожок, и карета на полном ходу влетела в распахнутые настежь ворота первой почтовой станции на пути следования. Во все стороны шумно брызнули куры, гуси и козы. Кучер, отбросив кнут, теперь что есть силы вцепился в вожжи, и тяжёлый экипаж, сделав полукруг, наконец остановился, едва не снеся обложенное диким камнем навершие колодца посредине двора.
Выскочивший на шум и грохот хозяин постоялого двора немедленно принялся ожесточённо ругаться с явным виновником переполоха – кучером. Всласть наругавшись, словно исполнив положенный ритуал общения, кучер и хозяин обнялись, похлопали друг друга по спине и исчезли в помещении. Конюхи тем временем выпрягали тяжело дышащих лошадей и заводили в упряжку свежих – уже не четвёрку, а шестёрку.
Японские путники спустились со своей верхотуры, разминая затёкшие ноги. И тут же оказались в окружении стайки босоногих мальчишек, бесцеремонно разглядывающих необычных пассажиров. Сорванцы тянули японцев за рукава, клянчили мелочь, показывали раковины и какие-то нехитрые поделки из дерева – пока выбравшаяся из кареты пара незваных попутчиков не прикрикнула на них. Сделав приглашающий жест, попутчики на ломаном французском позвали японцев в дом: там можно было, судя по всему, перекусить, выпить молодого вина или воды.
От еды и вина японцы отказались – лишь выпили удивительно вкусной, ломящей зубы холодной воды, и с помощью служанки смыли дорожную пыль с лиц и рук.
Через четверть часа конюх, выбравшись на крыльцо заезжего дома, вновь задудел в рожок, приглашая пассажиров кареты занять свои места. Повернувшись к Уратаро, Эномото кивнул на форейтора, оседлавшего коренника из запряжённой шестёрки:
– По всей вероятности, лейтенант, сейчас дорога пойдёт на подъем…
Уратаро кивнул.
Вновь замелькали по обеим сторонам дороги деревья, редкие каменные ритуальные постройки. Солнце стояло почти в зените, жара усилилась. Карета и впрямь шла медленнее, кучер примолк, и лишь изредка, словно для порядка, взмахивал кнутом. Эномото обнаружил, что подлокотники наружных сидений выдвигаются, их можно было закрепить в таком положении и, таким образом, верхние пассажиры могли обезопасить себя от нечаянного падения при резком повороте или во время сна. Теперь можно и подремать.
…Он родился в августе 1836 года, и был вторым сыном в семье министра сёгуната Токугавы Эномото Марухэйей. Военное дело Такэаки начал постигать с 12 лет, а к 18 годам его приняли на обучение слушателем голландской мореходной школы. Закончив её, Эномото вернулся в Эдо.
Сёгунат Токугавы доживал свои последние дни и цеплялся за любую возможность сохранить в стране своё влияние. Трёхсотлетняя самоизоляция Японии явно изжила себя. В портах страны стало тесно от иностранных современных кораблей. Настала пора и Японии сделать свой военно-морской рывок! И вот в 1861 году правительство Бакуфу принимает решение о заказе в Северо-Американских Соединённых Штатах сразу трёх военных паровых судов. Наблюдать за их постройкой и учиться морскому делу были назначены лучшие выпускники и преподаватели морского колледжа в Нагасаки. И среди них Эномото Такэаки.
Но с поездкой в Америку не получилась: там вспыхнула война Севера и Юга. Когда она закончится – никто не знал. А время шло, и сёгунат переиграл заказ, выбрав для этого спокойную и даже меланхоличную Голландию. Стажёрами в Европу должны ехать те же 15 японских молодых мореходов.
Их долгий путь начался на небольшом голландском торговом паруснике «Калипсо», который должен был перебросить стажёров в Батавию [20] .
Путешествие, начавшее 11 сентября 1862 года, не заладилось. В Яванском море судно попало в сильный шторм и получило пробоину. Команда «Калипсо», уверенная в том, что судёнышко вот-вот пойдёт ко дну, тайком от японцев погрузилась в шлюпки и отчалила, бросив пассажиров на произвол судьбы. Трое суток судёнышко швыряло волнами, ветер сорвал все паруса и обломал мачты – однако «Калипсо» каким-то чудом держалось на плаву. Когда море успокоилось, японские стажёры обнаружили, что на судне нет ни продуктов, ни воды: все припасы, сложенные на верхней палубе, смыло волнами…
20
Старое название столицы Индонезии Джакарты. Батавией – в честь предков голландцев, батавов – был назван военный форт, на месте которого позднее и возник город.
На третий день к полузатопленному «Калипсо» подошёл торговый парусник под британским флагом. Однако радость японцев была преждевременной: убедившись, что среди терпящих бедствие нет европейцев, а в трюмах нечем поживиться, англичане попросту бросили их и отошли.
Следующая встреча терпящих бедствие японцев состоялась с… малайскими пиратами. Заметив неуправляемое судно с обрывками парусов, пираты на нескольких лодках окружили «Калипсо», вскарабкались на борт в расчёте на скудную, но безопасную поживу. Но на корабле были не просто стажёры – самураи! Обезоружив пиратов, японцы заставили отвезти их до ближайшего островка.