Посольский город
Шрифт:
Прямая, широкая улица, обсаженная костномозговыми деревьями, вела в Послоград. Какой-то ариекай рядом с нами напугал меня, твердя один и тот же вопрос: что мы делаем? Я подняла пистолет, но ИллСиб заговорили.
— Я ИллСиб, — сказали они. — А это… — тут они произнесли какое-то слово, не похожее на наши имена. — Они идут со мной. Я иду домой. Кох тайкох/уреш, — сказали ИллСиб, переставив ударение во фразе, отчего она стала более личной. «Я, идущий домой», — сказали они, и я подумала, неужели и у ариекаев путь домой — такая же могучая штука, как у нас.
— Они нас
— Хотя, — добавила Сиб, — думаю, что могли сложиться и новые союзы. И у некоторых из них могут оказаться причины…
— … чтобы не дать нам пройти.
Надо сказать, что в Языке, который мы слышали по дороге, не всегда был смысл. Попадались носители, вернее, их развалины, которые перебирали фразы в ностальгии по смыслу. Наконец ИллСиб вывели нас на забросанную мусором площадку. Я открыла рот. Там нас ждал человек. Он стоял, прислонившись к металлической колонне, которая изгибалась над его головой, точно уличный фонарь. Казалось, его перенесли сюда с какого-нибудь старинного плоскостного изображения города на Терре.
Илл, Сиб, Брен и он перешёптывались, кивая. Так, чтобы я не слышала. Человек никого мне не напоминал. Он был непримечательный, темнокожий, в старой одежде, его лицо прикрывала эоли такого типа, который не был мне знаком. Я ничего не могла о нём сказать. Он ушёл с ИллСиб, а Брен вернулся ко мне.
— А это ещё что за чёрт? — спросила я. — Он что, разделённый?
— Нет, — сказал Брен. И пожал плечами. — Не думаю. Может быть, его брат умер, хотя я сомневаюсь. Просто они друг другу не нравились. — Конечно, я уже знала о том, что существует антимир изгоев: взбунтовавшихся разделённых, разжалованных служителей, дурных послов; но, увидев его в действительности, я была ошеломлена. Как же они жили в дни всеобщего коллапса, пока не пришёл бог-наркотик Второй?
— Ты ещё видишься с кем-нибудь из сравнений? — спросил Брен.
— Господи, — сказала я. — А что? Да нет, в общем. Встретила как-то Дариуса в баре, сто лет назад. Обоим стало неловко. Конечно, Послоград слишком мал, чтобы мы могли вообще не встречаться, но разговаривать с ними я не разговариваю.
— Ты знаешь, чем они занимаются?
— По-моему, никаких «они» уже нет, Брен. Группа… распалась. После того, что случилось. Может, кое-кто ещё встречается… Но той тусовки давно нет. После Хассера.
Да и как ты теперь себе это представляешь? Они же никому не нужны, в том числе и тем, кто их произносит. Язык… — Я расхохоталась. — Он же не такой, как был.
Вернулись ИллСиб, стряхивая гниющую материю города со своей одежды.
— Это верно, — сказал Брен. — А вот насчёт того, что всем плевать, ты ошибаешься. Ты не знаешь, куда мы идём: нас особо просили привести тебя.
— Что? — Я и не думала, что вся эта конспирация из-за меня, что я была заданием, которое надлежало выполнить. ИллСиб довели меня до какого-то аналога подвала и провели внутрь, туда, где в свете биоламп сидели ариекаи.
— Ависа Беннер Чо, — сказали ИллСиб. Они произнесли моё имя синхронно, с одинаковым подъёмом, так, что два их голоса я услышала как один.
В комнате пахло ариекаями. Их было несколько. Они бормотали, обмениваясь словами и мыслями. Один из них подошёл ко мне из полутьмы и произнёс приветствие. ИллСиб назвали мне его имя. Я взглянула на его спинное крыло.
— Господи Иисусе, — сказала я. — Мы встречались.
Передо мной стоял близкий друг Сурль/Теш-Эчера, лучшего лжеца в истории Ариеки. Это был тот самый ариекай, которого я когда-то прозвала Испанской Танцовщицей.
— Он помнит?..
— Конечно, помнит, Ависа, — сказал Брен. — Иначе зачем ты здесь?
Брен и ИллСиб передали ариекаям кучку чипов. Те быстро разобрали их, дрожанием пальцев и крыльев выдавая возбуждение.
— ЭзКел знают, что вы их записываете? — сказала я.
— Надеюсь, что нет, — ответил Брен. — Ты заметила? Они ведут себя так же, как Эз, когда он был частью ЭзРа — не дают нам себя записывать, чтобы остаться незаменимыми.
— Но вы их записали.
— Это всего лишь публичные выступления, — сказал он. — Они ведь не могут запретить людям записывать их, да и зачем? Они считают, что слово произнесённое, ушедшее в город, услышанное Хозяевами утрачивает ценность.
Я разглядывала собравшихся ариекаев. На крыльях других тоже были рисунки, которые показались мне знакомыми.
— Кое-кто из них тоже был в группе Сурль/Теш-Эчера, — сказала я. И поглядела на Брена. — Это его друзья.
— Да, — ответил Брен.
— Они умеют лгать, — добавил он. — Конечно, не так виртуозно, как Сурль/Теш-Эчер. Он был… — Брен пожал плечами. — Пророком. Он стоял на пороге чего-то нового.
— Твой муж был прав, — сказали ИллСиб. — Что остановил его. Он был по-своему прав. Это всё меняло. — Наступило молчание. — Так что им пришлось продолжать без него. А это долго.
— Они делают, что могут.
Ариекаи разобрали чипы, и каждый ушёл со своим в какой-нибудь угол комнаты. Там они накрыли их одинаковым элегантным движением спинного крыла. Их мембраны растянулись. Они ушли в себя, замерев, как статуи, превратив подвал в наркотический притон. Они вслушивались в звуки, приглушив громкость. А потом прямо у меня на глазах началась реакция — они задрожали, завибрировали в живом экстазе. Сквозь туго натянутую кожу спинных крыльев виднелись огоньки передатчиков, слышалось тихое чириканье: это звучала душа ЭзКела, или её поддельное, сфабрикованное подобие.
— Почему эти записи работают? — прошептала я. — Они же их уже слышали.
— Они нет, — сказал Брен. — Они ждут. Сила воли у них чертовская. Они складывают крылья, когда знают, что ЭзКел будет говорить. Так же они делали при ЭзРа. Они заставляют себя терпеть. Стараются, чтобы каждый интервал без наркотика был дольше предыдущего.
Трудно было поверить, что эти содрогающиеся в темноте тени — сопротивление власти бога-наркотика. Пока трудно.
— Наши записи потому и действуют на них сейчас, что они не слышали их раньше, — сказала Илл.