Посольский город
Шрифт:
— Как же они понимают команды? — задавала я всем вопрос, на который никто не мог ответить. Может быть, никаких команд и не было, а только обнажённая, лишённая словесных покровов ярость. Могут ли они думать? Если они не могут говорить, то как они могут думать? Язык для ариекаев был и речью, и мыслью одновременно. Или нет?
Не зная, свёртывать нам своё присутствие на близлежащих фермах или, наоборот, наращивать его, мы попытались предпринять и то и другое. Были взорваны ещё несколько трубопроводов-кишок. Менялись пейзажи, но суть везде оставалась одна: в рощице похожих на внутренние органы деревьев; в пылевом
От нападений страдала не только инфраструктура. После побоища на ферме глухие ворвались в лагерь, который защищали другие, слышащие ариекаи: это происшествие получило название инцидента у скалистого обрыва. Ариекаям помогали там наши войска, вооружённые редкой импортной техникой, так что им удалось подстрелить кое-кого из нападавших. Но половина наших офицеров полегла прежде, чем бандиты вдруг снялись с места и умчались, повинуясь какому-то непонятному для нас знаку. Возможно, они эмпатически улавливали некие недоступные нам течения в воздухе, как птицы, когда они сбиваются в стаю и кружат, точно единый организм.
Хотя видеорепортажей о подобных событиях становилось всё больше, мы к ним так и не привыкли. ЭзКел собрали комитет и привели на заседание Кора/Сагисса, Грушевое Дерево. Нам ЭзКел заявили, что готовят изменения в системе городского управления, как будто это могло помочь. Кел рассуждал о необходимости объединения против «бандитов». Я старательно слушала, пытаясь вникнуть в суть современной политики. Из презрительных реплик Брена я знала, что в тех городских Районах, где не царила анархия и не процветало тайное отступничество, у власти стояли странные компрадоры-авторитеты, вроде Грушевого Дерева.
Нам ещё предстояло увидеть бессмысленные совместные патрули. По приказу ЭзКела за порядком на прилегающих к городу территориях следили наши констебли в сопровождении призванных на службу в милицию ариекаев. Разумеется, в состав каждого такого патруля входил посол, который передавал инструкции от имени бога-наркотика, на чём особо настаивал ЭзКел. Послы проходили специальные тренировки, где их учили обращаться с оружием: профессиональные бюрократы пытались переделать себя.
Однако миссия этих патрулей провалилась оттого, что терранцы и ариекаи по-разному истолковывали приказы, которые передавали сбитые с толку послы. Насколько я могла понять, ариекаи не то чтобы обижались — я тогда не знала, существует ли вообще такая вещь, как обида по-ариекайски, — они просто недоумевали. Три первых совместных патруля ничего не дали, четвёртый подвергся нападению. Когда наша спасательная команда прибыла на место, терранцы уже были мертвы, а ариекаи в основном исчезли — их, подвергнув варварской операции, вне всякого сомнения, включили в ряды повстанцев. Так закончилась история совместных патрулей.
— А что, если они откажутся сражаться? Даже когда им вырвут крыло? Или захотят сражаться с теми, кто их обескрылил? — Я, предательница, снова пришла в город на заседание тайного клуба лжецов, чтобы Испанская Танцовщица и его коллеги могли обо мне подумать. Осмысление проходило тревожно. Таким же тревожным был наш с Бреном путь к ним через город. Испанской Танцовщицы на заседании не было.
— Спинное крыло — это не просто ухо, — сказала Илл. Она и Сиб смотрели на меня. — Оно слышит, верно.
— Но это прямая дорога в мозг.
— Более важный канал информации, чем зрение.
— Их физиология отличается от нашей.
— Если отнять у них спинное крыло, они вообще перестают слышать.
— Без слуха они не слышат и себя.
— А значит, без слуха ариекай не может говорить.
— Он не может пользоваться Языком.
Возможно, вместе со спинным крылом они лишаются чувства правды или способности воспринимать мысли. Без речи сообщество повстанцев не имеет внутренней связности, если его вообще можно назвать сообществом. Язык для ариекаев — истина: без неё что они все такое? Сборище психопатов.
— Так значит, даже если они не хотят становиться частью повстанческой армии, — продолжала я, — без спинных крыльев они всё равно…
— Безумны.
— Или близки к этому.
— Может, кто-то и отказывается участвовать.
— Может, они откалываются от остальных. Пускаются в бега.
— Или умирают.
— Но они уже не те, что прежде.
— Неудивительно, что большинство из них остаётся…
— … с бандитами. — ИллСиб невесело улыбнулись, повторив дурацкое прозвище, которое придумал ЭзКел.
— Вряд ли их всех завербовали насильно, — сказала я. Костяк этой армии, вне всякого сомнения, составляли те, кто оглушил себя сам. Этот отчаянный, буквально сводящий с ума акт неповиновения сотни возмущённых ариекаев вполне могли совершить независимо друг от Друга; но они могли сговориться и, собравшись вместе между бессмысленными речениями ЭзРа — теперь мы понимали, что те же самые повстанцы атаковали нас и До эры бога-нароктика Второго, только беспорядочно — оглушить себя одновременно, превратившись в организующую силу. Возможно, где-то существует комната, в которой лежат и гниют их брошенные крылья, колыбель этой устрашающей силы.
Каждый заперт в себе. Один бог знает, сколько их там, боевиков армии потерянных и одиноких. Как они двигаются все вместе? Как координируют свои атаки? Я опять подумала, что их, наверное, связывает инстинкт или ещё какая-то глубоко укоренившаяся хаотическая парадигма: они не могут планировать. Быть может, каждое их нападение было не расчётливо нанесённым ударом, но слепой отмашкой тычущего наугад клинка. Но тут я вспомнила, как слаженно действовали самооглушенные во время первой фермерской резни, и мне стало не по себе.
— Они начали посылать отряды в город, — сказала Сиб. Правда, это был уже не город, а сборище наркоманов-рабов. — Раньше они убивали других ариекаев.
— Те, кому удалось вырваться из-под власти бога-наркотика…
— … наверное, испытывают отвращение к тем, кому не хватило отваги это сделать. — Но теперь они уже не убивали: они приходили вербовать. ИллСиб синхронно повертели руками, как будто вырывали невидимые крылья из спин.
Меня передёрнуло, но я тут же сделала вид, будто просто качаю головой, и сказала, что хочу повидаться с Испанской Танцовщицей, как с другом. Мне хотелось понять его, вникнуть в суть его стратегии освобождения. ИллСиб были довольны. Они повели меня в пещеру под свесом скалы, украшенным порослью вроде пальцев, — жилище ариекаев. Там мы долго сидели и молчали.