Посредине пути
Шрифт:
Если б я не встретился с Золотой Челюстью, наверное, пришел бы домой и ничего дальнейшего не случилось. Но судьбе было угодно, чтобы именно этот Челюсть стал последним в ряду обстоятельств, приведших меня к тяжкому уголовному преступлению, в сравнении с которым бледнеют проделки живого классика и даже мои собственные из арсенала прошлого, потому что от магазина «Ковры» мы все ушли в тот самый «Бухенвальд», он же «Утюг», и в каком-то мрачнейшем из мрачных помещений, голом и грязном, напились до зеленых чертиков. Когда же я выбрался оттуда, чтобы пойти домой, и проходил мимо второго, обычно закрытого входа в магазин Иды, дверь его была
Здесь меня осенила гениальная идея: если у нее в магазине будет недостача, о которой она не подозревает даже, потому что не сама украла — ох и зачешется же ее толстый зад! А недостача… Ее легко устроить. Эх, Идуся! Ну и будешь ты у меня бегать считать яйца… Взял я коробку с ними и пошел (она потом написала, что я взял три коробки, но даже ее любимый участковый объяснил ей доходчиво, что три коробки одному не унести). Итак, взял я и пошел. Куда? Домой — всего триста метров, но все равно тяжело, да и годы не те и сила не та. Да и на кой черт они мне?! Не знаю, сколько их там было, штук триста, может. Надоело, бросил в кусты, яйца врассыпную. Посмотрел — неэстетично смотрятся. Рассыпавшиеся собирать не стал, но коробку поднял и притащил домой. Куда их? Вывалил в раковину и лег отдыхать.
Вскоре позвонили в дверь. Ну что за люди? Не дадут поспать. Человек устал, а они звонят. Открыл — милиция. Опять! Ну что ты с нею поделаешь!..
— В кухне они, — говорю, — как вы меня нашли?!
Участковый — сама любезность. Как же, наконец-то я у него в руках. Он может мне теперь показать, где они зимуют… раки эти.
— По следам шли. Ты как в сказке, но не бусинками и ягодами, а яйцами дорогу отмечал, в лифте три штуки нашли, у двери одно…
22
Затем было так, как обычно показывают в кино. Я действительно видел в Переделкине однажды документальное кино о том, как ловили сутенера, причем снимали достоверно — начали, когда красавец синеглазый еще бегал на свободе и в него влюблялись женщины. В фильме показали, какая силища, какая техника, какие людские резервы были мобилизованы на его поимку по всему Союзу. И только во второй части фильма случайно открылось (этот момент, когда следователя «осенило» на Центральном рынке, показали крупным планом), что красавец еще и убийца. Но парадоксально: как убийцу его вовсе не искали. Дело было «законсервировано» ввиду отсутствия улик. Хотя на пароходе, где он задушил буфетчицу, его видели и описали. Но он ушел на берег и — концы в… растерялись на суше. А сутенера искали всеми силами министерства — почему? Потому, что за этим следил объектив кинокамеры. Нельзя же было ударить лицом в грязь. А за поисками убийцы объектив-то не следил, ну и черт с ним. Так что если бы кинокамера стала участвовать в каждом уголовном деле, глядишь, не осталось бы совсем нераскрытых преступлений.
При моем деле с яйцами оператор не присутствовал, все остальное было… Приехала группа со служебной собакой (!). Сфотографировали яйца в раковине, яичницу в лифте, меня, мое пальто (из Германии привез, светлое), мои
Один из них, симпатичный, спрашивает:
— Как?
— Никак.
— В тюрьму?
— Вам виднее…
— Дети есть?
— Не знаю…
Затем он достал связку ключей и, показывая на здоровенный, старой конструкции сейф, говорит:
— Откроешь — домой пойдешь.
Я не поверил своим ушам. В чем дело?
Один из замков в этом сейфе не могли отпереть. Замков всего три, но средний не открывался, делай с ним что хочешь. Вспомнили: у нас «этот» сидит, а ну-ка сюда его.
Изображая из себя бывалого медвежатника, беру ключи, узнаю, который от среднего замка, говорю, чтоб отошли подальше, что, дескать, не люблю «работать», когда под руку смотрят (я это вычитал у Шейнина в «Записках следователя»). Все послушно отошли.
До чего же жаль, думаю, что никогда не приходилось изучать это дело, ведь я ни одного сейфа не открывал. Но в тюрьме мне один специалист рассказывал: замок — все равно, что женщина; к нему надо подходить нежно, ласково, и он тебе поддастся силою тут ничего не сделаешь.
Вставил ключ повернул — не поворачивается; правильно, он и не должен был, потому что я поступил грубо: сунул, крутил… Кто же так обращается со стареньким имуществом, ведь сейф-то старый!
Сначала я со страхом подумал: чтобы эту громадину распечатать, мне потребуется по меньшей мере четыре лома, пятнадцатикилограммовая кувалда и на всякий случай полкило динамита. Но сейчас… Осторожно вставил ключ и, не толкая до предела, а продвигая по полмиллиметра, пытаюсь нежно обнаружить нужную грань, где он повернется: один миллиметр, второй, третий, три с половиной, поворачиваю и… он плавно, послушно открывает замок. Отпираю оставшиеся два и распахиваю дверцу.
— Ну! — кричу вне себя от радости. — Отдайте ремень и шнурки от ботинок.
Прибежали человек семь-восемь, открыл?!
— Всего за пять минут — констатирует кто-то.
— Как ты это делал?
Я не стал держать марку сказал им, что замки старые и просто расшатались.
— А не отремонтируешь?
Я ответил, что для этого надо два контейнера инструментов. Этот вариант им не подходил. Нет так нет — отдайте шнурки.
«Направо пойдешь — домой придешь, налево пойдешь — смерть найдешь».
Так бывает только в сказке. Здесь обе дороги вели в тюрьму. В ту же ночь меня отвезли в Бутырку.
Ну что тебе, Тийю, сказать про Бутырскую тюрьму? Шаланда, полная карасей всех сортов. Контингент еще до моего прибытия узнал: Серый Волк с яйцами погорел. Здесь мне представилась возможность подумать над вопросом, из каких продуктов человеческий организм может получить сумму белка, равную содержащейся в яйце. В Бутырке я эту задачу не решил. Сегодня уже могу сказать — из различных. Что же касается яичницы и вообще яиц, вкрутую или всмятку, — я на них смотреть не могу.