Посредница
Шрифт:
— Вы не страдаете от ложной скромности, как я погляжу.
— Как и вы, — напомнил он. — Я бы не поцеловал вас тогда, не будь уверен, что вы сами этого хотите.
Ну и нахальство! Какая самонадеянность! Он не имел никакого права принимать то, что она раскрыла губы, за благосклонность. Но она не могла отрицать и того, что это все же был ответ. Пусть невольный…
— Это рефлекс. Вы застали меня врасплох!
Какой-то прохожий наткнулся на нее, и Итан, взяв ее за руку,
— Если бы вам это не понравилось, то ваш рефлекс заставил бы вас отпрянуть и влепить мне пощечину.
— В другой раз… — Она остановилась, видя, как насмешливая ухмылка скривила его губы. — Но мне почему-то казалось, что вы не мазохист.
— А может, я хочу попробовать? Мне всегда нравились эксперименты. А привкус горечи может быть даже освежающим после диеты из меда и сахара.
— Джоан, кажется, приятная девушка.
Глаза его насмешливо блеснули.
— Очень.
Ванесса тоже была приятная — чрезвычайно. Значит, он нашел ее приторной, пресытился се сладостью?
Приступ боли и гнева заставил Эбигейл резко отвернуться и невидящими глазами уставиться на здания, возвышающиеся вдоль набережной.
— Я думала, вы приехали вместе.
— Нет.
— Джоан хотелось бы, чтобы это было так.
— Вероятно. Но, может быть, ей нужен кто-то другой, а не я?
— А мне — нет? — возмущение прозвучало в ее голосе.
— Как знать…
Она повернулась и с любопытством уставилась на него.
— Почему я должна вами интересоваться?
— Понятия не имею, но мне показалось, что были какие-то признаки.
— Признаки? — ледяным тоном спросила она. Он был так самоуверен, так убежден, что она интересуется им. Однако ее чувства были куда более сложными и гораздо менее лестными для него, чем он воображал.
— Мне кажется, вы чувствуете, когда я вхожу в комнату, если даже стоите спиной к дверям. Вы поднимаете подбородок, а щеки ваши слегка розовеют, хоть вы и стараетесь не смотреть на меня. А это кое-что значит.
Это значит, что я ненавижу тебя. Она хотела выкрикнуть ему это прямо в лицо, здесь же, на людях, и уйти. Но, схватившись за раскаленные солнцем перила, лишь отвела взгляд, чтобы он не видел, как глаза ее горят от негодования. Нет, он ничего не помнил из того далекого лета. Во всяком случае, не помнил о ней. Но не мог же он совершенно забыть Ванессу?..
— Вы наблюдаете за мной все время, когда думаете, что я на вас не смотрю, — продолжал он. — А я наблюдаю за вами. — Он помолчал. — Если вы захотите, я уйду я больше не потревожу вас. Но иногда мне кажется, вы скорее боитесь, что я уйду.
— Я ничего не боюсь! — Ее отрицание было настойчивым и страстным.
— Ну-ну… Продолжайте.
— Я не боюсь, — повторила она скорее самой себе, чем ему.
Ее подмывало рассказать ему все, раскрыть всю правду и посмотреть на его лицо в тот момент, когда она объявит ему, кто она такая. И увидеть, поймет ли он, почему она презирает его.
Помнишь Ванессу? — спросила бы она его. А помнишь ее маленькую сводную сестру? Ту, которая носила ваши записки все лето? Помнишь меня?..
— Тогда в чем же дело? — продолжал допытываться Итан. — Может, у вас есть какая- то мрачная тайна?
Он улыбался: это была только шутка.
У меня нет, могла бы ответить ему она, но у тебя — есть, я знаю.
Хотелось бы знать, как много других ванесс попадалось ему на пути, скольких еще он любил и бросил. Теперь ему, видите ли, наскучили женщины, которые сами падают к его ногам, и он затеял более сложную игру. Похоже, пытаясь избежать общения с ним, Эбигейл невольно подогревала его интерес к ее персоне.
Но зато она теперь может отпраздновать маленькую победу, дав ему от ворот поворот. Слабая, но все же месть за Ванессу.
Однако едва она открыла рот, чтобы наговорить ему резких слов, как другая, более коварная мысль, пришла ей на ум.
Стоит ли удовлетворяться столь слабой местью? Почему бы не сыграть с Итаном Миллером в его собственную игру? Водить его за нос, завлекать, довести до исступления, а потом отвергнуть.
Что-то в ней сопротивлялось, противилось этому, но идея была так заманчиво проста. Сердце ее вдруг сильно забилось, какое-то особое возбуждение охватило ее.
Когда-то давным давно, еще девочкой, в припадке отчаяния она хотела убить его. Но зачем становиться убийцей, когда есть более утонченный способ мести. И разве не обязана она ради Ванессы воспользоваться им?
— Эбигейл? — Итан улыбался той самой ослепительной, неотразимой улыбкой, которую на ее глазах обращал к Ванессе много лет назад.
Разумеется, она могла бы на какое-то время притвориться, что он нравится ей. Ради памяти Ванессы.
Она улыбнулась ему в ответ медленной и загадочной улыбкой.
— Конечно, у меня есть тайны. А у вас разве нет?
— Ничего подобного.
Она сохранила улыбку на губах, хотя в висках застучало. «Ничего подобного»!
Он вполне заслуживал того, что она намеревалась с ним сделать. Вполне заслуживал.
— А у вас нет жены в Австралии? — спросила она.
— Ни жены, ни подруги.
Завлекать мужчину — это опасно, жестоко и в общем-то непорядочно. Но тут другое дело. Все это ради Ванессы, пусть и запоздалое, но возмездие…