Пост Леонардо
Шрифт:
Дождь обещал быть долгим, и лучшего момента для обстоятельной беседы с Орландо найти, пожалуй, было невозможно. Я затащил его в «кают-кампанию» — к Марине, которая в соседней комнатке чинила чью-то рубаху. Мы уселись у обеденного стола, поставили пепельницу и бутылку кайпериньи. Я достал микрофон, нажал кнопку и задал первый вопрос...
ЧАСТЬ IV
ИНДЕЙЦЫ И «КАРАИБА»
РАССКАЗ ОРЛАНДО О ТОМ, ЧТО ЗА ЛЮДИ ИНДЕЙЦЫ
— Орландо, я начну с одного из самых сложных и вместе с тем одного из интереснейших вопросов, на который, как мне кажется, никто, кроме вас с Клаудио, не сможет ответить.
— Неужели никто?
— Да, никто.
— Да, пожалуй. Но и в Бразилии, и в других странах работают большие ученые, которые знают то, чего не знаем мы.
— Согласен. Такие ученые существуют. Одни из них прославились знанием индейской мифологии, другие изучают орудия труда, третьи — племенные обряды. Все это важно и интересно. Но вряд ли кто-нибудь из самых квалифицированных академиков и самых авторитетных профессоров сможет ответить на вопрос, который я сейчас задам, с той компетентностью и знанием дела, с которой ответят на него братья Вилас-Боас: что можно сказать о духовном мире индейца? Каковы его особенности? Чем отличается от наших его мораль и этика? Что такое «хорошо» и что такое «плохо» в их понимании? Можно ли утверждать, что мы их обогнали и в этой области? И если обогнали, то сколь сильно?
— Не нравится мне этот вопрос.
— Почему?
— Потому что он выражает распространенное мнение: мы — это «цивилизованное общество», а индейцы — это носители «примитивной» культуры. Отсталые, убогие, дикие. Первый европеец, увидевший первого индейца, уже подумал про себя: «Вон идет дикарь». Сам он, европеец, считал себя, разумеется, представителем высшей культуры. «БЕЛОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ!» И со времен Колумба все мы так и продолжаем думать до сих пор. А это неправильно! Потому что индейскую культуру нельзя считать «низшей», «примитивной», «отсталой». Она не «примитивная», а «параллельная».
— «Параллельная» по сравнению с нашей?
— Именно! Их жизнь ничуть не похожа на нашу. У них свой взгляд на мир, свои особые представления, совершенно отличные от наших этические нормы и обычаи, свои собственные, недоступные нашему пониманию взаимоотношения. Я бы даже сказал, что мы не имеем нрава оценивать их мораль, их культуру и этику, исходя из собственных представлений и норм. По-моему, вообще нельзя судить какую-то иную культуру, целиком руководствуясь принципами нашей культуры. И все же я попытаюсь ответить на этот вопрос.
Начнем с того, что признаем: «примитивные» индейцы добились кое-чего, чего не добились мы, «цивилизованные люди». И знаешь, чего? Равновесия. Гармонии. Социально-экономической устойчивости своего общества. Конечно, нам этого добиться гораздо труднее, потому что наша жизнь, наши социальные отношения неизмеримо более сложны. В то время как их мир куда более замкнут. И все же нельзя не позавидовать равновесию, которого они достигли.
— В чем оно заключается?
— Индеец имеет все, что ему нужно. Все! Пища, посуда, орудия охоты и труда — все это рождалось, изобреталось когда-то очень давно и совершенствовалось затем на протяжении долгих веков. И вот настал момент, когда индейское общество достигло какого-то оптимального уровня развития: орудия их труда были усовершенствованы до такой степени, до какой это было необходимо, чтобы удовлетворить все их основные нужды и запросы. И тогда развитие прекратилось. Именно прекратилось! Я утверждаю, что сегодня индейцы живут точно так, как тысячу лет назад, они строят сегодня свои малоки, ловят рыбу, плетут гамаки, мастерят луки и стрелы, расписывают свои тела и пекут «бижу» из маниоки [4] .
4
Это мнение Орландо расходится со взглядами большинства антропологов и этнографов, полагающих, что развитие индейского общества не замерло, а продолжается, хотя и гораздо более медленными темпами, чем прогресс нашей культуры (И. Ф.).
Почему так получилось? Да потому, что они нашли какие-то идеальные по тем временам решения для всех своих проблем и остановились на этом. Научились преодолевать трудности, подчинили себе — до известной степени, конечно! — природу, выработали определенные социальные отношения, и это их вполне устраивает. Они научились брать от природы ровно столько, сколько им нужно.
Более того, я утверждаю, что индеец в рамках своей культуры, своего общества развит куда более, чем наш бразильский «кабокло» — крестьянин внутренних районов страны. Индеец не только лучше приспособился к условиям среды, но и обладает развитым чувством ответственности перед семьей и своим коллективом — племенем.
В своих деревнях, например, они живут в куда более гигиенических условиях, чем многие жители городских кварталов, не говоря уже о наших деревнях или фавелах. Они уживаются с сельвой, преодолевают все ее трудности и опасности куда лучше, чем наш крестьянин, попадающий в такие же условия.
Индеец не отравлен жаждой накопления, обогащения, как многие из нас: он сеет ровно столько, сколько ему нужно для пропитания своей семьи. И питается лучше, чем многие из бразильских бедняков. Он не копит вещи и деньги. Не работает чрезмерно, но и не знает выходных. Когда мы впервые пришли в сорок третьем году в район Ронкадор, мы увидели там шавантес: три тысячи человек — целое государство! — живущих в самом негостеприимном районе Центральной Бразилии. И мы встречали среди них стариков по восемьдесят-девяносто лет, когда вокруг — в близлежащих селах средняя продолжительность жизни никогда не превышала тридцати пяти лет. И что самое поразительное: у этих стариков, не говоря уже о молодых, сохранялись все зубы до одного! И не было никаких болезней. Мы видели людей здоровых, статных, внушающих зависть своим видом.
Но пойдем дальше. Любой индейский ребенок уже лет с десяти отлично знает историю своего племени, все обряды, верования и приметы. Он знает все, что полагается знать взрослому индейцу, вплоть до мельчайших подробностей ритуала, с которым он будет погребен после смерти. Он настолько приобщен к жизни племени, настолько социально воспитан, что ему и в голову не придет нарушить какие-либо из норм, регулирующих жизнь племени или своей семьи.
А мы?.. Кто из нас уважает нашу мораль, наши обычаи, нашу выработанную нами же самими этику? Мы, «цивилизованные» люди, выполняем эти нормы только потому, что ощущаем давление власти. ВЛАСТИ! Индеец — нет. Он воспитан в таком духе, что исполнение традиций и норм, подчинение каким-то условностям стало для него не обязанностью, как для нас, а чем-то само собой разумеющимся.
Конечно, это не означает, что у них не бывает «вывихов». Встречаются и среди них лодыри, бездельники, воришки, хотя и реже, чем среди нас. И бывает, например, так, что вор вынужден возвратить украденное.
— Его заставляют?
— Нет. У них никто никого ни к чему не принуждает. Предположим, какой-нибудь камаюра стащил пару початков кукурузы с делянки своего соседа. Его не станут шумно судить за это! Не станут кричать, размахивая руками: «Держи вора!» Все будет сделано спокойно и просто: один из самых уважаемых старцев, спокойно прогуливаясь вечером по деревне и ни к кому конкретно не обращаясь, прочитает для всего племени небольшую лекцию о славных традициях племени, о его высоком «моральном облике», об уважении, которым он пользуется у соседей. Он будет говорить, повторяю, абстрактно, рассуждать о великих предках, о героическом пути отцов. И где-то мимоходом вставит фразу о том, что, к сожалению, вопреки этим славным традициям сегодня утром с плантации такого-то пропали два початка кукурузы. И все! Он ни в коем случае не назовет имени провинившегося. Это было бы неприлично. Он не станет даже приводить никаких «компрометирующих материалов», которые могут оскорбить своего соплеменника. И очень часто бывает так, что после этого призыва воришка возвращает несчастные початки. Незаметно кладет их на место, чтобы хозяин на другой день обнаружил их.