Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2

THE ANATOMY OF POST-COMMUNIST REGIMES

A Conceptual Framework

Иллюстрация на обложке: © Picture by IADA on iStock

В Главе 5 речь пойдет об экономических феноменах, которые представлены в виде сравнительного анализа. Этот анализ дан в тексте в соответствии с логикой Таблицы 5.1, которая содержит множество групп концептов, рассортированных по трем полярным типам из шести идеальных типов режимов нашей треугольной концептуальной схемы.

Глава 5 начинается с обсуждения термина «реляционная экономика», который является отправной точкой для анализа экономик шести режимов идеального типа. Суть реляционной экономики заключается в том, что государственные решения вытекают из отношений государственных и частных акторов, которые могут принимать как правовые формы, например формальное лоббирование, так и незаконные, например взяточничество и другие виды коррупции. В Части 5.3 представлена типология и анализ разновидностей сговора, включая типологию коррупции и типологию брокеров-коррупционеров. В этой же части мы также приводим (1) комплексный анализ трансформации коррупции в Венгрии (после того, как режим сменился с патрональной демократии на патрональную автократию), включающий в себя анализ больших объемов данных, (2) критику мировых показателей коррупции, (3) описание криминальной экосистемы, то есть того, как (криминальные и действующие в рамках закона) публичные акторы сосуществуют с (санкционированными и несанкционированными) криминальными публичными акторами, (4) анализ отношений в коммунистических диктатурах, включая блат или «экономику взаимных одолжений», и (5) культурное обоснование низовой коррупции и подобных отношений (таких как гуаньси в Китае) в посткоммунистическом регионе.

Таблица 5.1: Экономические феномены в трех полярных типах режимов (с названиями частей и глав)

В Части 5.4 мы рассматриваем проблему государственного вмешательства. Излагая общие принципы для анализа государственного вмешательства в режимах с частными рынками, от либеральной демократии до патрональной автократии, мы объясняем, каким образом регуляционное и бюджетное вмешательство различаются в патрональных и непатрональных системах. Говоря о регуляционном вмешательстве, мы подробно раскрываем методы формирования и получения ренты в различных режимах, а также рассматриваем, как бюджетное вмешательство влияет на нормативные и дискреционные функции налогообложения и расходов.

Часть 5.5 посвящена понятию собственности. Она начинается с отступления, в котором мы рассказываем об истории политической реорганизации структуры собственности в посткоммунистическом регионе, а затем описываем различные методы и мотивы приватизации (при смене режима). После этого следует описание хищничества или изъятия неденежной частной собственности для личной выгоды в посткоммунистическом регионе в рамках концепции имущественных прав, а также проводится различие между экзогенными и эндогенными правами и рассматриваются методы, с помощью которых эти права нарушаются и/или распределяются. Здесь мы опираемся на существующую литературу о хищничестве, особенно на анализ Вахаби, посвященный «трофейной стоимости» объектов. Для нашего исследования мы расширили эту теорию, введя два новых термина: «стоимость в фазе выслеживания» и «стоимость в фазе охоты» (которая относится к соответствующей фазе хищничества).

Наконец, Часть 5.6 вносит вклад в литературу, посвященную сравнительному анализу экономических систем. В ней мы определяем доминирующий экономический механизм работы конкурентных рынков, то есть регулируемую рыночную координацию (с опорой на Корнаи), а также различаем два типа перераспределения (с опорой на Поланьи): бюрократическое перераспределение ресурсов, то есть доминирующий экономический механизм административных рынков, и реляционное перераспределение рынка, то есть доминирующий экономический механизм реляционных рынков. После этого следует описание корректирующих механизмов плановой экономики (в коммунистических диктатурах), деформирующих механизмов рыночной экономики (в либеральных демократиях) и аннексионных механизмов, которые трансформируют конкурентные рынки в реляционные (в патрональных автократиях). Эта часть также включает в себя описание модифицирующих механизмов реляционных рынков (таких как финансовые махинации) наряду с анализом экономик, присущих трем режимам промежуточного типа. В частности, мы посвящаем значительный раздел динамическому балансу трех экономических механизмов в диктатурах с использованием рынка (и в качестве хрестоматийного примера приводим Китай). Завершается глава обсуждением типов политического капитализма, начиная от «капитализма для корешей» и заканчивая мафиозным, а также освещением обоснованности этих концептов в целом и кратким изложением некоторых нюансов этой главы.

Сравнительный анализ экономических феноменов удобнее всего проводить в рамках принципов толкования экономической теории. Такие явления, безусловно, уже были описаны посредством экономических теорий, а экономические модели, разработанные для конкретных ситуаций, точно описывают процессы и поведение участвующих в них акторов. Но даже если их допущения несколько расходятся с реальностью, эти модели могут все же быть иллюстративны в том смысле, что их можно использовать в качестве приблизительного ориентира или точки отсчета для понимания общей логики экономических явлений, ведь, по меткому выражению экономиста-статистика Джорджа Бокса, «все модели ошибочны, но некоторые из них полезны» [1] . В этом отношении модели в общем-то похожи на идеальные типы. Отсюда следует, что для осмысления посткоммунизма должны применяться наиболее близкие к реальным режимам идеальные типы, и таким же образом могут быть найдены экономические теории, которые наиболее близки к реалиям этого региона [2] .

Начиная со второй половины XX века, центральной темой экономической мысли была полемика с фундаментальными представлениями. Отправной точкой для экономистов стал «ортодоксальный» неоклассический синтез, объединивший микроэкономику (анализ отдельных экономических акторов и их рыночного взаимодействия) и макроэкономику (анализ общенациональных экономических явлений и международной торговли) в единое целое экономической теории [3] . В последние десятилетия в экономической литературе появился ряд новых, так называемых неортодоксальных школ экономической мысли, которые, впрочем, сохраняют микро-макроструктуру, но ставят под сомнение аксиоматические допущения, присущие моделям неоклассического синтеза [4] .

Экономическая теория, которую мы используем, также является неортодоксальной. Мы называем ее «реляционная экономика», и, насколько нам известно, отдельная школа экономической мысли обозначается этим термином впервые. Кроме того, теории, которые мы включаем в это понятие, обычно не связаны друг с другом, несмотря на то, что они действительно представляют собой последовательную полемику с неоклассическим синтезом. Мы можем это показать, поместив реляционную экономику в ряд других неортодоксальных экономических школ. Для целей нашей структуры не требуется приводить полный список этих школ. Нас интересуют только те из них, что находятся в одной «лиге» с реляционной экономикой, то есть те, что ставят под сомнение одну из основных аксиом неоклассического синтеза. Мы выделяем три такие аксиомы, которые касаются (1) экономических акторов, (2) рынка, состоящего из обмена между акторами, и (3) государства (Схема 5.1) [5] .

Схема 5.1: Три возражения против неоклассического синтеза, которые ставят под сомнение три его основные аксиомы

• Поведенческая экономика ставит под сомнение неоклассическую аксиому об экономических акторах, то есть о рациональности их выбора. Проще говоря, рациональность в экономике означает, что принимается то решение, которое приносит максимальную прибыль (и минимальные затраты). Модели неоклассической микроэкономики подразумевают, что люди рациональны, потому что (1) поведенческие отклонения от рациональных вариантов решения случайны и в итоге статистически дополняют друг друга, и (2) те, кто ведет себя иррационально, несут потери и в перспективе оказываются вытеснены с рынка, то есть иррациональные акторы перестают быть его участниками, а наполняют его именно рациональные акторы [6] . Поведенческая экономика ссылается на психологию и утверждает, что иррациональность не случайна, но закономерна, и функционирование рынков определяют, как правило, такие явления, как эвристика и когнитивные искажения (боязнь потери / loss aversion, создание условий / framing, эффект «якоря» / anchoring и т. д.) [7] . Поэтому поведенческая экономика считает, что в экономических моделях неоклассическая аксиома рациональности должна быть сформулирована с учетом так называемой ограниченной рациональности.

• Институциональная экономика ставит под сомнение неоклассическую аксиому о рынке, то есть о том, что обмен происходит на основе спроса и предложения. Неоклассический синтез утверждает, что всякий раз, когда (1) участник рынка имеет A и оценивает его дешевле, чем B, и (2) другой участник рынка имеет B и оценивает его дешевле, чем A, между ними происходит добровольный обмен A на B. Это объясняется тем, что первый участник считает выгодным обмен своего менее ценного А на более ценный В, и наоборот, другой предпочтет обменять менее ценный для него В на более ценный А [8] . Институциональная экономика утверждает, что это не всегда так (1) из-за наличия или отсутствия институтов (таких как имущественные права, договоры и социальные нормы), а также (2) из-за транзакционных издержек, то есть всего, что стоит на пути добровольного обмена между людьми [9] . Таким образом, институциональная экономика считает, что неоклассическую аксиому о том, что только личные предпочтения или спрос и предложение регулируют распределение ресурсов, необходимо дополнить акцентом на существующие и меняющиеся ограничения, которые структурируют политическое, экономическое и социальное взаимодействие [10] .