Посторонним В.
Шрифт:
Разговорились про «как дела?», сказал: «работаю…», про семью: «давно развелся, дочь учится в Саратове» (господи, чему можно учиться в Саратове? Как стать губернатором Аяцковым?).
Надо познакомить их обратно со Снежаной Константиновной. Вот и встретились два одиночества, и все такое.
00.25
Вообще, когда все это произошло, доктор, когда Снежана Константиновна рассказала Олафу (необъяснимый поступок) про меня с В., я думала, что никогда более. Никогда более с ней не заговорю, не отвечу на звонок, все такое. Как это говорится: руки не подам.
У нас в семье вообще странные случаи с этим рукопожатием. Пришла я устраиваться на свою первую постоянную работу, жутко волновалась, исключительно от съехавшей крыши купила себе жвачку, иначе объяснить этот поступок не могу. Зажевала, значит, подушечку «Орбит», а тут и Начальница потенциальная подходит, неожиданно. Мой любимейший вариант: ничто не предвещало беды. Нарядная такая Начальница, в синем брючном костюме, куча бус, каких-то жабо, каблуки, кольца, Господи, лаковый пояс. Я перед ней – как репейник рядом с хризантемой, в лично пошитой (криво и косо) короткой юбке, узкой футболке с принтом «Who is my Valentin?» – актуально для начала июля.
Плюс никаких иных возможностей избавиться от жвачки – как только изящно сплюнуть ее в собственный кулак. Правый. Ладно, думаю, скатаю там ее тихонечко в шарик, потом аккуратненько прилеплю куда-нибудь. Но какого-то черта «Орбит», собака, отказался превращаться в шарик, а напротив – непотребной белой массой размазался по ладони, причудливо расплавившись и вытекая через края. Выкапывая даже. Мне показалось даже, он превратился во ЧТО-ТО.
Тем временем Начальница закончила вводную речь, я отвлеклась от жвачки и ее судьбы, проговорила там что-то, дома готовилась, конечно, выучила слова. Мое вступление в должность Начальница решила ознаменовать Дружеским Рукопожатием. Протянуть в ответ мою культяпку по локоть в переродившейся жвачке было невозможно. Что сказать, как объясниться? Первый рабочий день. На первой в жизни постоянной работе. Первый Начальник. Протягивает руку.
– Извините. Где тут туалет? – отчетливо выговорила я.
В туалете бегло постучалась головой об стенку, попыталась отшкрябать руку от белого гадства, какое-то время поожидала, чтобы лицо приняло обычную расцветку (не красно-синюю), вернулась в офис. Там Начальница, с некоторым испугом посматривая в мою сторону и зачем-то перекладывая ручки-карандаши из одного ящика стола в другой, представила мне молодого человека в широких джинсах: «Ээээ, наш начальник компьютерного центра…»
Это был, ясно, Олаф, он выдохнул мне в лицо несколько аккуратных колечек дыма (богемные были нравы: работали круглосуточно, для отдыха стояли диваны и кресла, курили где угодно, выпивать тоже не запрещалось, в обязанности секретаря наряду со скучным приемом звонков входил заказ пиццы, доставка пива и джин-тоника: в девяносто шестом году все пили это Отравляющее Вещество из голубых банок) и сказал: «Привет. К табаку как относишься?»
Мне уже было, в общем, все равно, и я ответила: «Прекрасно».
«Сработаемся», – оживился он.
00.45
Я, доктор, абсолютно не хитрю. Сейчас еще должна записать про пианино и вернусь к Личной Великой Депрессии.
В детстве, отрочестве и юности я училась в музыкальной школе по классу, разумеется, рояля. Поэтому рояль меня сопровождал во всех начинаниях: от припрятывания шоколадок в первом классе до эротических мероприятий в десятом. Очень я привязана была к инструменту, любила его как родного. Имя ему было Циммерман, и цвет он имел черный-пречерный. Нет, великолепное было пианино, вспоминаю с нежностью. Даже и с канделябрами.
Будучи десятиклассницей, я обрела свою Большую Любовь № 1 – молодого мальчика О., мы часто проводили время вместе, в моей то есть девичьей комнате. Родители шуршали за стенкой, причем папа предпочитал, чтобы я – во время визитов друзей – исполняла буквально без перерыва всяческих музыкальных произведений. Дочь прекрасного воспитания, думал он, наверное, развлекает своего молодого мальчика О. классической музыкой собственного исполнения. Не то что какие-то там профурсетки. Его отцовское сердце переполнялось гордостью.
Ну и вот в один из дней папа неожиданно (ничто не предвещало беды) заглянул в комнату, рассчитывая увидеть взволнованного моей талантливой игрой молодого мальчика О., напряженно внимающего издалека чарующим звукам, а увидел следующее: мальчик О. сидел на круглой музыкальной табуретке, я у него на коленях, мальчик О. занимался относительно меня тем, что сейчас называется петтинг, а тогда не называлось никак. Обе его руки были укромно устроены в стратегически важных местах, одна конкретно в моих расстегнутых джинсах, а другая под майкой.
Папа остановился на пороге, немного хватая ртом воздух.
Мальчик О. от испуга совсем офонарел и не придумал ничего лучше, чем стряхнуть меня с колен и помчать к папе здороваться, протягивая РУКУ.
01.00
Все, теперь буду по делу. Снежана Константиновна рассказала Олафу, что я целый уже год как заимела роман.
Я никогда не спрашивала ни его, ни ее, как это произошло, где, по телефону или лично.
Мы никогда не разговариваем об этом. Зачем?
То время представляется мне не живой событийной лентой, расчерченной кадрами: он пошел, я сказала, они сделали, – а набором замерших картинок, предваряющих клип, типа как на Ю-ту-бе: щелкнешь на «плей», и можно ожидать воспроизведения, только я не щелкаю. Предпочитаю статику.
Вот первая из картин: покупаю ребенку Павлу пуховик, выбрали болотно-зеленый и очень теплый, звякает смс-кой мобильник. Олаф. С каким-то вязким ужасом, забивающим все поры, читаю: «У В. ведь отчество Григорьевич? Выезжаю, любимая, по его адресу… к ужину не жди».
Пытаюсь дозвониться. Абонент не отвечает или временно недоступен. Абонентнеотвечает-иливременнонедоступен.
Оплачиваю пуховик, приветливо улыбаюсь продавщице, милой девушке, потом не помню, потом сижу на магазиновском диванчике, продавщица, милая девушка, с перекошенным от испуга лицом сует мне в руки пластиковый стаканчик с водой, Павлик в ужасе готовится заплакать, нет-нет, спасибо, все в порядке, обморок, да вы что, я никогда не падаю в обморок.
Вот я почему-то на лестнице звоню В., ребенок Павел отправлен домой, обустраивать пуховик, новую шапку и отличные перчатки, не замерзнет зимой. Звоню В. Абонент не отвечает или временно недоступен. Абонентнеотвечаетиливременно-недоступен.