Посторонняя
Шрифт:
— Не отравленные? — спросил Сергей Иванович с испугом.
— Шутите? А мне не до шуток.
— Знаешь, зачем тебя вызвал?
— Догадываюсь. Сумасшедшие бабы телегу накатали.
Певунов разглядывал его с любопытством. Этот молодой человек был из другого поколения, сытого поколения. Образованный, с внушительными манерами, умеющий постоять за себя. По внешности — научный работник среднего звена. Не то что их старая красномордая торговая гвардия, умеющая либо лезть на рожон, либо, в случае явной опасности, ускользать ящерицей меж камней. Ценный кадр, перспективный. И смотри ты, как по-глупому влип! По селектору слишком громко орал.
— Сколько лет директорствуешь, Желтаков?
— Пятый год.
— А гнилой колбасой давно торгуешь?
Желтаков гневно дернулся, на щеках его проступили два симметричных красных пятна.
— Я попрошу не разговаривать со мной в таком тоне.
— Почему?
— Я вам не нашкодивший мальчишка.
Певунов изобразил изумление.
— Тогда простите великодушно… действительно, хм! А скажите, уважаемый Герасим Эдуардович, сколько всего поступило в магазин «одесской» колбасы?
— Полтонны.
— Так. И куда делись триста килограммов? Ведь протухло только двести.
— Триста килограммов продали раньше, — Желтаков не смутился, но красные пятна на его щеках превратились в багровый румянец.
— Это неправда, — мягко заметил Певунов. — Изволили вы соврать, драгоценный Герасим Эдуардович. Я скажу вам, как было дело. Триста килограммов вы распродали своим знакомым и всяким нужным людям с черного, так сказать, хода. А оставшуюся колбасу придерживали на всякий случай. Не тушуйтесь, так многие делают. Явление дефицита диктует и правила его распределения. Верно?
Желтаков молчал, затягивался дымом. Глаза его сумрачно блестели. Певунов вспомнил, что года полтора назад на Желтакова уже поступала жалоба, в которой говорилось о сановном хамстве директора.
— Жалко мне вас, голубчик, — сказал Сергей Иванович. — Такие перспективы перед вами открывались, такую карьеру могли сделать с вашим-то образованием, с вашей мертвой хваткой. И вот — на тебе. Решили тухлятиной травить трудящихся граждан нашего города. Зачем? С какой целью? Неужели не проще было как-нибудь списать залежалый товар. А вы случайно не диверсант, Герасим Эдуардович? Это бы многое объяснило.
Желтаков молчал. Казалось, мыслями он был уже далеко отсюда, где-то в лучшем и спокойном месте, возможно, на берегу быстрой прозрачной речки с удочкой в руках.
— Товарищ Желтаков, ау!
— Вы меня не можете оскорбить, Сергей Иванович. Я слышал про ваши повадки, вы любите потоптаться по живому человеку. Зря стараетесь. Моей вины вы все равно не докажете.
— А совесть? Совесть вас не мучит? Не снятся по ночам холерные бараки?
Желтаков поднял голову и смерил Певунова откровенно насмешливым взглядом.
— Засиделись вы, Сергей Иванович, в начальниках торга. Вам бы в воспитатели детского садика пробиваться.
Певунов охотно рассмеялся, потом взглянул на часы, заговорил в доброжелательном тоне.
— Ладно, Герасим Эдуардович, приятно мы с вами побеседовали, но, к сожалению, время истекло. Теперь так. Я бы, конечно, мог передать жалобу в соответствующие органы, где легко разобрались бы, виновны вы или нет, но я этого не сделаю. Я сохраню этот документ у себя. Понимаете?
— Вполне.
— Все-таки поясню, а то вдруг вы не так понимаете. Если про вас станет известно что-нибудь подобное, пусть даже пустячок какой-нибудь злоумышленный, я приложу все силы, чтобы помочь вам устроиться в этом же магазине подсобным рабочим. Вам, наверное, известно, что я свое слово держу… До свиданья, Желтаков!
— Может быть…
— Не выше подсобного рабочего!
Желтаков выполз из кресла, изящно, как-то по-актерски поклонился и вышел. Тут же в кабинете возникла Зина.
— Ох, ну и прохвост! — сообщил ей Певунов.
— Все, кто работает в торговле, — прохвосты, — авторитетно заметила Зина.
Сергей Иванович отхлебнул кофе, сладко потянулся.
— Зинуля, а мы с тобой разве не в торговле работаем?
— И мы прохвосты.
— Объяснись. Это ведь суровое обвинение.
— Сергей Иванович, дорогой мой, мне вам объяснять? Да вы лучше меня знаете.
— Что?
— Да все, — Зина обвела рукой большой круг, обрисовав масштаб их закулисной деятельности.
— Хорошо, — согласился Певунов. — Мы прохвосты, но тайные и застенчивые. А этот — наглый.
Зина пожала плечами.
Через полчаса Певунов набрался сил позвонить в гостиницу капитану Кисунько. Тот только что проснулся.
— Жив — это главное! — сказал Певунов.
Капитан в ответ глухо пробурчал что-то о вреде излишеств. Сергей Иванович пожелал ему счастливого отдыха и повесил трубку. До обеда он занимался годовым отчетом. В половине первого, когда собрался в столовую, заголосил конспиративный телефон, номер которого знали только близкие люди. Певунов удивился, услышав незнакомый энергичный женский голос.
— Здравствуйте, Сергей Иванович! Это я, Лариса.
— Какая Лариса? — Он, правда, уже догадался какая.
— Ах, мужчины, мужчины! Короткая у вас память. И не стыдно?
Ему не понравился ее слишком фамильярный тон.
— Кто тебе дал этот телефон?
— Ой как страшно! Вы накажете этого человека? Я же не знала, что вы засекречены.
— Что вам нужно, Лариса?
В ответ она звонко, счастливо рассмеялась, отчего у Певунова слегка кольнуло под ложечкой.