Построение квадрата на шестом уроке
Шрифт:
Он плетется домой, и на душе у него очень скверно. Словно он получил в дневник незаслуженное замечание. Словно в нем есть что-то хорошее, что приняли за плохое. Рома вспоминает, как бабушка говорит ему часто: «Мой ангел». Он глядит на себя, отраженного в стекле витрины магазина «Химик»: ангел ли он? Уши… они у него оттопырены (Юлька сказала однажды, что у него уши прозрачные). Но ведь это же не чудовищно? Это же не настолько чудовищно, чтобы напугать человека?
Неподвижный
Первое,
А сейчас – день.
К неодушевленным достопримечательностям прибавляется живая – человек-статуя занимает место. Прежде чем войти в образ, медленно потягивается, разминает пальцы.
Специальный бледно-мраморный грим, соответствующая одежда.
Данте? Вергилий? Некий философ? Персонаж неизвестной комедии?
Замер.
Перед ним открытая сумка.
«Пешеходы бросают мзду» (как писал когда-то по другому – парижскому – случаю Андрей Вознесенский).
Но, конечно, не все. Одни просто проходят, другие приостанавливаются, всматриваются, чего-то ждут, кто-то издалека наблюдает, словно боится подойти ближе. В общем, отношение к объекту вполне обычное, будничное, характерное.
– Мам, а он настоящий?
– Ты же видишь, что нет.
Мимо проходящая дама:
– Вот не будешь бабушку слушаться, таким же станешь.
Предводимые экскурсоводом с алым флажком, мимо идут иностранцы – в русских ушанках и буденовках, с матрешками и балалайками. Вид человека-статуи вызывает у них коллективный приступ радости. Приветствуют, как старого знакомого. Фотографируют. Один кладет купюру в раскрытую сумку. Статуя в знак благодарности слегка изменяет позу.
Продавщица хот-догов смотрит в окно.
Лимузин. Подбегают молодожены. Вместе снимаются. Статуя к восторгу невесты слегка к ней повернулась.
Реплики прохожих:
– Скрытая реклама памперсов.
– Понаставили – пройти негде.
– В Италии такие на каждом шагу стоят.
Последнее произнес, по-видимому, доброжелатель; ему закономерный ответ:
– Ну и поезжайте в свою Италию.
Двое – один худой, другой круглолицый – плюс девица; оба перед ней не прочь порисоваться.
– Хочешь пива? – предлагает худой человеку-статуе, щедрым жестом протягивая недопитую банку.
Ноль реакции.
– Чё, трудно ответить?
– Статуи не пьют, – говорит круглолицый с усмешкой.
– А чё, трудно ответить? – заводится худой.
Щелкает пальцами перед носом:
– Так и будем стоять?
Смотрит на неподвижного с недоброй улыбкой: ужо тебе! Неподвижность человека-статуи им воспринимается как вызов.
– Выносливый, да?
Почему бы не исследовать пределы профессиональной выносливости? Надевает ему на неподвижный мизинец банку из-под пива. Заглядывает в глаза.
– Терпеливый какой!
– Хочет сказать, что мы ему безразличны, – с грустью в голосе комментирует круглолицый.
– А покурить?
Перед глазами застывшего появляется сигарета. (Иногда, представим, нам дано смотреть глазами живой статуи: как если бы в неподвижную камеру – в наши глаза – влезали лица самых общительных, а также демонстрируемые ими предметы.)
Ноль реакции.
– Значит хочет.
Попытка протиснуть сигарету между губ. Кое- как получилось.
– Надо же, не укусил!
– Куда ему кусать – он зубы сжал!
Публика собирается: любопытство, участие, азарт экспериментаторства, неучастие, вялое недовольство.
Зажигалка в руке худого. Только изо рта неподвижного выпала сигарета.
– Статуи не курят, хочет сказать, – интерпретирует круглолицый.
– Да он ничего не хочет сказать, – вступается за неподвижного из публики некто. – Просто молчит.
– Щас посмотрим. Помаду дай, – обращается к подруге худой. – Скажет или не скажет.
– Гы, гы, гы.
Продавщица хот-догов:
– Хватит! Отстаньте! Что пристали к человеку!?
– А где тут человек? Разве это человек? – удивляется худой, нанося неподвижному яркую помаду на губы.
– Ты не умеешь, – протестует подруга. – Перестань, вдруг у него сифилис.
Подсказка со стороны:
– На лбу напиши.
На лбу, однако, пишется плохо.
– Штукатурка, бля! Не берет.
Лишь нечеткая буква Х изобразилась на лбу. Худой недоволен, его подруга – тоже.
– Ты мне всю помаду запачкал! Дай сюда!
– А если палец отломать, интересно, почувствует, нет? – любопытствует круглолицый. – А что, Верунька, слабо ему палец отломать? У тебя должно получиться.
Палец, однако, не отламывают – худому приходит в голову другая идея:
– Знаю, как надо.
Берет сумку со мздой и вертит у неподвижного перед глазами.
– Твое? Не твое? Неужели мое? Если не твое, значит мое?
Своим:
– Пошли.
Уходят с сумкой, оглядываясь.
Человек-статуя: ноль реакции.
Публика вяло расходится. Один, уходя, говорит неподвижному:
– Что ж ты в глаз ему не дал? Я б не сдержался, я б дал.
Ноль реакции.
Худой возвращается – лицо перекошено злобой.