Поступь империи. Тетралогия
Шрифт:
— Коли так, то прошу присаживайтесь, — указываю на место напротив себя.
Пребывая в Кремле, в рабочем кабинете, царица предложила брать портреты великих государей во все поездки. Мол, если они так помогают в общении, то не стоит упускать возможности и дальше. Оля умница, но понять всю подоплеку вопроса не смогла – взять подлинники я просто не могу, это казалось мне кощунственным. Сам не знаю, почему так, однако выход нашелся, ведь можно забрать их "двойники".
Пришлось в срочном порядке искать искусного портретиста в столице, чтобы он без малейшего искажения в короткий срок снял копии. Единственным
Он родился в Златоглавой столице в семье священника, служившего в Измайлове.
Дядя у Ивана был протопопом Архангельского собора в Кремле. В начале мальчик учился при Оружейной Палате под руководством голландца Шхонебека в гравировальной мастерской. С 1711 года начал учиться у Иоганна Таннауэра, немецкого художника, первым принявшего приглашение Петра Первого переехать в Россию обучать русских художников. И уже через два года работы Ивана начали пользоваться популярностью. У молодого художника был немалый талант и "легкая рука". Именно он взялся за копирование портретов, с чем блестяще справился без малейшего изъяна.
Уже месяц как портреты сопровождают меня в дороге, охраняемые не менее зорко, чем царская казна в ПБР. Оленька осталась в Москве, ожидалось скорое пополнение в царском семействе, да и пригляд за Ярославом нужен особый, больно любопытным растет царевич, везде норовит сунуть свой нос, пару раз умудрялся сбежать от наседок- сиделок, благо, что в Кремле после царских изысканий не осталось мест, где мог бы пролезть ребенок.
— Опять, небось, жаловаться на нехватку денег пришел, Петр Павлович? — недовольно спросил я вошедшего вице-канцлера.
— Как можно, Ваше Величество? — с укоризной глянул он в ответ. — Я вчера ведь и письмо вам оставил, дабы ознакомились с ним, а утром сказали, что сделать потребуется.
— Видел, что оставил, только писем два было, второе под первым лежало, там о деньгах и было сказано, разве что не напрямую, а скрыто. Мол, шведские чинуши съедают немеряно, в оскудение вводят, — недовольно сказал я вице-канцлеру, чувствуя как настроение плавно опускается вниз. Еще немного и его можно будет охарактеризовать не иначе как прескверное.
Шафиров на это только пожал плечами и достал из папки листок с печатью одного из советников короля Карла.
— Вот, посмотрите, Ваше Величество, это Гёрц пишет о нашем предложении.
— Ну что ж, давай посмотрим…
Взяв послание подкупленного моим резидентом, советника я углубился в чтение. С первых строк не покидало ощущение неправильности происходящего, словно это мишура, скрывающая нечто действительно важное. Ведь как понимать то, что Карл внезапно решил отказаться от былых претензий на захваченные нами территории?
Кусок для королевства изрядный, даже более чем. Хотя если вчитаться в условия, то выходит, что потеря для шведов не такая большая. Вот, к примеру, некоторые из пунктов: "Если Швеция великими уступками со своей стороны будет способствовать приращению сил России, то и королевство должно получить такие приращения, которые бы уравновесили силы обеих держав. А для этого нужно, чтобы границы финляндские с сухопутной стороны так определить, чтоб Швеция с этой стороны была совершенно безопасна. Надо вести дело так, чтобы державы
Гёрц много написал, а главное что большая часть письма и впрямь по делу, однако исполнить в точности его задумку нельзя. Россия никогда не была предателем, не будет она предавать союзников и впредь, так что вопрос с Данией придется решить на дипломатическом уровне: подкупить или запугать датских министров, пусть лоббируют верное решение. По- другому никак не получится, ну а если все же датский двор будет излишне упрям, что ж – значит русским штыкам придется помочь шведам.
— Петр Павлович ты сам читал сию прокламацию? — спросил я Шафирова, моя бровь слегка изогнулась, добавляя вопросительных интонаций. Дождавшись кивка боярина, я продолжил. — Тогда скажи, как следует поступить? Вот уважаемый барон, здесь даже план по свершению всех пунктов расписал, и надо заметить хороший, разумный план.
— Ваше Величество я не уверен, но возможно стоит послать эскадру с контр- адмиралом Боцисом в Ревель, на соединение с купленными в прошлом году кораблями и оставить пока там. Польский корпус вопреки совету Гёрца не стоит выводить из страны, а отвести к окраине, как было несколько месяцев назад. В случае нужды они могут быстро погрузиться на транспорты и под защитой эскадры десантироваться в нужном месте, — боярин говорил спокойно, без задержек, видно, что обдумывал подобный ответ не раз, а возможно даже проговаривал его перед зеркалом, дабы на слух "прощупать" правильно ли подобраны слова, нет ли шероховатостей режущих слух. вице-канцлер без сомнения был и остается опытнейшим царедворцем и политиком, умеющим за плечами богатый багаж тайных кулуарных знаний.
— Хорошо, это выполнить можно, тем более что Август распоясался, люд православный обижает, пора посмотреть на исконно славянские земли более пристально. Да и положение наше там как никогда упрочилось, опять же сила под рукой в Польше немалая. Ладно, суть не в этом, как дальше то быть, боярин?
За окном хмурые свинцовые тучи, нависшие едва ли не над крышами домов, глухо ухнули, через секунду гром повторился. Вдалеке яркой вспышкой полыхнула ветвистая молния. Вот одна туча тяжелым брюхом задела шпиль собора и тут же, по стеклу застучали редкие капли дождя. Наверное, последнего дождя в этом году.
— Если государь имеет в виду неразглашение о начале мирных переговоров до той поры, пока план не будет исполнен, то в этом нет ничего плохого, даже наоборот…
— Стоп! Боярин не думаешь же ты, что царь такой простак? Я и без тебя знаю, что лишняя огласка нам ни к чему, по другому вопросу совета спрашиваю, ведь не сегодня- завтра сюда явиться Карл за ответом. И его надо дать сразу, потому, как время на раздумья вышло, — я несколько раздраженно оборвал вице-канцлера на полуслове. После чего, встав с кресла, начал неторопливо ходить из угла в угол за спиной Шафирова, то и дело, поглядывая на портреты великих государей, смотрящих хмурым пронзительным взглядом.