Поступь Слейпнира
Шрифт:
— Весёленькая у вас жизнь, — фыркнул кормчий, качая головой. — Иди, воюй, но называться не смей. Прямо асассины из чёрной сотни.
— Что это ещё за чёрная сотня? — насторожился Вадим.
— В Персии у царя есть сотня убийц, которых никто не знает в лицо. Даже он сам. Они всегда ходят в чёрном и убивают по его приказу. Не знаю, как он их набирает, но легенды про этих ребят ходят давно. Их так и называют — асассины. Убийцы значит.
— Легенды? Легенды — это интересно, но вот что в этих легендах правда, а что и вправду легенда? — усмехнулся в ответ Вадим.
— Ты
— Работа такая, — развёл руками Вадим. Кормчий рассмеялся и, хлопнув себя ладонями по коленям, поднялся.
— Пойдём, приятель, выпьем и утопим твою тоску в вине. Сегодня последний вечер, когда мы можем выпить. Завтра в море, а там ничего крепче воды нам не дадут. Придётся сохнуть до самого Константинополя.
— Не страшно. Я никогда не питал особой тяги к вину, — усмехнулся, поднимаясь, Вадим.
Пройдя с кормчим на корму, он присел на борт и, взяв в руки рог с вином, задумчиво посмотрел на капитана. Тот смотрел в море долгим, не мигающим взглядом. Помолчав, Вадим осторожно окликнул его и, дождавшись, когда он оглянется, спросил:
— Тебя что-то беспокоит, Свейн?
— Даже не знаю, как сказать, — после минутного молчания вздохнул капитан. — Любому кораблю нужно место, где его можно было бы вытащить из воды и привести в порядок. В каменном тролле нам повезло. Но это не может продолжаться вечно. А возвращаться в наш родной фьорд мы не можем. Вот и думаю, где нам можно пристроиться, чтобы переждать зиму и корабль не загубить.
— А почему все так боятся фьорда каменного, тролля? Ведь мы все были там, и ничего страшного не произошло.
— Тебе название этого фьорда ни о чём не говорит? — неожиданно спросил Юрген.
— Название и название, — пожал плечами Вадим.
— А откуда оно, по-твоему, взялось? — усмехнулся кормчий.
— Хочешь сказать, что там жил настоящий тролль?
— Вот именно, — кивнул Свейн. — Лет семьдесят назад один из наших кораблей вошёл в этот фьорд. Капитан решил просмолить днище. Их здорово потрепало в шторм, и корпус дал течь. Но едва они вытащили корабль на берег, как появился тролль. Это был страшный бой. Каменного тролля трудно убить обычным оружием. И пока одни сражались, другие сталкивали корабль обратно в море. Только так они смогли спастись. С тех пор этот фьорд стали называть фьордом каменного тролля. И мало кто рискует приставать к тому берегу.
— Ну, за семьдесят лет тролль мог уйти, переселиться, погибнуть на охоте или просто сдохнуть с голоду, — пожал плечами Вадим. — Ведь больше его никто не видел.
— Ох и упрямый же ты, Валдин, — вздохнул кормчий. — Видели, и не раз.
— Ты же сам сказал, что там никто не пристаёт.
— Приставать, не приставали, а вот мимо много раз ходили. На скале его и видели.
— Поверить не могу, — покачал головой Вадим. — Такое впечатление, что вы мне тут сказки рассказываете.
— Ты брат говори, да за языком следи. Это не сказки. На том корабле мой дед капитаном был, — неожиданно обиделся Свейн.
— Прости, брат, просто поверить в это очень сложно. В моём времени твой рассказ приняли бы за очередную северную сагу о великой
— Йети? Что ещё за йети? — не понял Юрген.
— Так в моём времени называют огромную человекоподобную обезьяну. Её ещё называют снежным человеком. Есть чудаки, которые годами лазают по лесным дебрям, чтобы найти хоть один её след.
— Это вроде той, что сторожила наши ямы? — с интересом спросил Свейн.
— Да, только снежный человек ещё больше похож на людей. Он ходит не так, как ходила та обезьяна, а на двух ногах.
— Прям как наши серые обезьяны, — усмехнулся Свейн.
— Знаешь, я никогда не слышал, чтобы так далеко на севере жили обезьяны, — удивился Вадим.
— Я же говорил. Их немного, но есть. — А…
— Вот только не надо меня спрашивать, откуда они взялись, — перебил Вадима Юрген. — Не знаю и знать не хочу.
— Понятно, — вздохнул Вадим.
Выпив по рогу вина, воины разошлись, и вскоре над спящим кораблём раздавался только богатырский храп Рольфа. Устроившись поудобнее, Вадим с головой накрылся плащом и крепко уснул.
* * *
Что бы ни говорили о своей королеве воины города черепов, но колдуньей она была отменной. Едва почувствовав, как начали сгущаться тончайшие нити волшебства, Налунга кинулась в свои тайные покои и, с ходу швырнув в тлеющую жаровню горсть серого порошка, позволяющего увидеть тайное, принялась творить свою волшбу.
Прежде всего ей нужно было узнать, кто и зачем хочет начать войну, чтобы помешать ему. Понимая, что без кровавой жертвы ей не одолеть врага, юная королева выскочила в коридор и, ухватив за руку первую попавшуюся служанку, втащила её в покои. Одним движением швырнув девушку на алтарь, она ловко привязала её к вмурованным в камень кольцам и, быстро пропев заклинание молчания, начала готовить ритуал.
Не обращая внимания на текущие по щекам девушки слёзы, Налунга расставила вокруг алтаря свечи из жира чёрных овец и, нарисовав охранный круг, взялась за кинжал. Нараспев читая слова заклинания, она медленно вскрыла служанке грудь, не задев жизненно важных органов, и одним резким движением вырвала из раны живое, ещё трепещущее сердце.
Поднеся его к жаровне, она сжала ладонь, и кровь из сердца хлынула в огонь. По комнате распространился запах горящий плоти, и Налунга почувствовала, как в неё вливаются новые колдовские силы. Юная, полная жизненных сил служанка умерла не просто так. Жертва королевы была благосклонно принята, и Налунга решила одним ударом покончить с врагом.
Девушка медленно опустилась на колени и, закрыв глаза, сосредоточилась. Вскоре её дух — её ка, как назвали это её учителя, — отделился от тела и, покинув покои, ринулся туда, где творилось ещё одно чёрное колдовство. Тело Налунги так и осталось сидеть на коленях у алтаря, а её сознание неслось над полями и джунглями туда, где её враг хотел заставить воинов масаев потерять разум и кинуться в бой.