Поступь Слейпнира
Шрифт:
— Разве дело в еде или добыче? — устало спросил Вадим.
— А в чём? — растерялся гигант.
— В том, что это не мой мир. Это не моё место, и это не моя жизнь.
— Что-то ты очень заумно говорить начал, — проворчал Рольф. — По мне, так проще жить надо. Руки, ноги на месте, голова цела — вот и живи. А уж где да как — дело десятое.
— То-то вы ходите и всё в сторону Нордхейма поглядываете, — усмехнулся в ответ Вадим.
Крякнув от досады, Рольф криво усмехнулся и нехотя кивнул:
— Ну, тут ты прав. Только вся беда в том,
— Но от этого желание вернуться меньше не становится, — грустно улыбнулся Вадим.
— Да ну его всё к троллю в задницу, — неожиданно отмахнулся Рольф. — Давай просто напьёмся и повеселимся как следует. Праздник всё-таки. Чем о всяком непонятном думать, лучше, вон, Мгалату, приласкай. Девчонка которую луну по тебе сохнет.
— Чего? — растерялся Вадим.
— Того. Книгочей называется. Как менялу на чистую воду вывести, так это запросто, а как простые вещи понять, так мозгов не хватает, — с довольным видом проворчал гигант, радуясь, что сумел обойти самого книгочея.
Неожиданно, до Вадима дошло, что этот улыбчивый, неторопливый гигант прав. Только теперь он всё понял. И только теперь все её предупреждения и попытки услужить сложились в одну картину. Похоже, девчонка и вправду неровно дышала к нему. От неожиданности Вадим оглянулся, пытаясь взглядом найти виновницу их разговора.
Словно ожидая чего-то подобного, девушка выскользнула из-за столба, поддерживавшего крышу, и с кувшином в руках подошла к воинам.
— Ещё вина, господин? — спросила она.
— Да поставь ты этот кувшин и выпей с нами, — вместо Вадима ответил Рольф, подхватывая девушку одной рукой и поднимая её над полом.
Взвизгнув от неожиданности, Мгалата чуть не выронила кувшин, окатив гиганта вином.
— Поставь её, Рольф. Вино для того, чтобы пить, а не для того, чтобы им умываться, — усмехнулся Вадим.
— Гляди-ка, а он ревнует, — прогудел гигант, аккуратно ставя девушку на пол.
— Не ревную, а не хочу, чтобы она на тебя всё вино перевела, — рассмеялся Вадим.
Наливая ему, Мгалата, словно случайно, прижалась к Вадиму всем телом, и его будто током дернуло. Сильное тело девушки было горячим и гибким. Опустив глаза, Вадим прочёл у неё на лице надежду и, вспомнив слова Рольфа, подумал:
«Да пропади оно всё пропадом. В конце концов не малолетку укладываю. Взрослая женщина, сама знает, чего хочет».
Плюнув на все условности и моральные терзания, Вадим молча обнял девушку за плечи и, отсалютовав Рольфу кружкой, залпом выпил вино. Словно не веря своему счастью, Мгалата замерла у него под рукой, положив голову ему на плечо и тихо млея от удовольствия.
В объявленный её новым хозяином поход Налунга отправилась с неожиданным для себя удовольствием. Что-то подсказывало ей, что для неё это будет не просто поход, а что-то такое, что сильно переменит её жизнь. Спустя три седмицы король приказал начать сборы, и дворец забурлил,
За всем этим переполохом про неё как будто забыли, чем Налунга и не преминула воспользоваться, чтобы осторожно сойтись со слугами и как следует разобраться в хитросплетении местной иерархии. Но спустя ещё седмицу все её планы вдруг рухнули. По приказу короля в поход отправлялись не только придворные и слуги, но также жёны, фрейлины и рабы, чтобы обслуживать всю эту толпу.
Переправа через пролив прошла успешно, и воодушевлённый этим король приказал разбить лагерь, чтобы отметить это событие. Глядя на него, Налунга то и дело приходила к выводу, что с головой у этого человека не всё в порядке. Не понаслышке зная, что такое охота на рабов, Налунга никак не могла смириться с таким нарушением всех правил. Но её мнения никто не спрашивал.
Проведя четыре дня в обустроенном лагере за вином и развлечениями, король наконец вырвался из пьяного угара и приказал собираться. Лагерь свернули, и огромный выезд двинулся дальше. Из разговоров слуг Налунга поняла, что король не так глуп, как показалось ей вначале. Оказалось, жители острова вскоре должны были собраться на какой-то праздник.
Королевским солдатам оставалось только выяснить, в какой именно деревне. Как они это узнали, Налунга так и не поняла, но вскоре среди ночи король отдал приказ, и вся сотня во главе с несколькими офицерами, развернувшись цепью, двинулась к располагавшейся у леса деревне. Поднявшись в своей телеге во весь рост, Налунга пыталась рассмотреть, что там происходит, но жители, танцуя, скрылись за домами.
Позволив солдатам отойти на пару сотен шагов, король приказал своим придворным быть готовыми поддержать пехоту, и обоз медленно покатил к деревне. Через некоторое время сотня втянулась в проезд между домами, и ехавшие в обозе ясно расслышали звуки схватки. Удивлённо переглянувшись, придворные обнажили оружие и приготовились к бою.
Когда кавалькада выкатилась на деревенскую площадь, Налунга чуть не вскрикнула от удивления. С налетевшими на деревню солдатами сражались не только местные крестьяне, но и свирепые северные варвары. Этих людей, их боевой клич и огромные, остро отточенные секиры Налунга не могла забыть.
Придворные, пришпорив коней, попытались одним массированным ударом опрокинуть северян, но те, недолго думая, разбежались в стороны, чтобы тут же, сомкнувшись, ударить с флангов. Лязг оружия, крики боли, истошное ржание лошадей смешались в дикую какофонию звуков. Налунга улеглась на дно телеги, тихо молясь всем богам сразу, чтобы северяне не вздумали уничтожить обоз.
Словно в ответ на её молитвы на обоз налетели полтора десятка северян, в несколько мгновений уничтожив всех, кто пытался даже помыслить о сопротивлении. Больше Налунга ничего не видела. Лёжа на дне телеги, она мечтала только о том, чтобы всё это быстрее закончилось. Вскоре грохот боя сменился громкими голосами северян и визгом схваченных женщин.