Посвисти для нас
Шрифт:
Моргая потухшими глазами, Хирамэ неуклюже поднялся со стула.
— Ты?
— Угу-у! — печально протянул Хирамэ. — У меня в животе бурчит.
Весь класс так и покатился от смеха. И только Светотень смотрел печально.
— Я не собирался бурчать, это он сам. Живот.
— Садись!
— Угу! — Хирамэ тихо сел на место. Всем уже было не до урока и не до Тернера, о котором продолжал бубнить учитель. Мальчишки, посматривая на Одзу и Хирамэ, высовывали языки, корчили рожи, широко разевали рты.
— Тернер, видите ли, был великий человек…
После
Мальчишки расходились по домам: выйдя из школьных ворот, миновали сосновую рощу и, вытянувшись цепочкой, как муравьи, зашагали по дороге вдоль речки.
В то время в районе Хансин все школьники носили форму бледно-желтого цвета, а на ногах — гетры и грубые ботинки на манер военных.
С виду все казались одинаковыми, но, присмотревшись, класс А от С и D можно было отличить сразу. Отличники «ашники» выступали как петухи — высоко подняв головы, они направлялись к остановке электрички, выстроившись в строго установленном школьными правилами порядке. Кое-кто из них перебирал карточки с английскими словами, умудряясь зубрить на ходу. За ними шли еще мальчишки — кое-как закинув ранцы за спину, оглушая друг друга пронзительными криками и то и дело останавливаясь. Так могли себя вести только классы С и D.
А дальше все пошло как-то странно.
Тянувшаяся по берегу Сумиёсигавы, которая больше напоминала ручеек и становилась похожа на речку только в дождливый день, дорога вливалась в шоссе, связывавшее Осаку и Кобэ. На этом самом месте школьная процессия резко замедляла ход. Здесь всегда стоял крошечный ларек, где продавались тайяки[5]. Ноздри мальчишек дразнили запахи фасолевого мармелада и теплой пшеничной муки, и просто так пройти мимо у них никак не получалось. Но и остановиться у ларька они тоже не могли — ученикам категорически запрещалось покупать еду и есть за пределами школы. Если бы кого-то поймали у этого ларька, отвели бы в учительскую. Могли, чего доброго, и на день отлучить от школы.
И…
Подойдя к перекрестку, школьники замедлили шаг, жадно вдыхая запах, вынужденные довольствоваться лишь доносившимся до них слабым ароматом.
Одзу, который в тот день шел немного поодаль от других мальчишек, испытывал те же чувства. Растущий организм требовал постоянной подпитки, и к трем часам на него нападал зверский голод. Он закрыл глаза, вдыхая сладковатый запах.
Тут кто-то хлопнул его по плечу. Одзу обернулся. Это был Хирамэ.
— Десять сэн есть?[6] — часто моргая, пробормотал он.
— Есть.
— Купи печеньки!
— Нельзя! — Одзу покачал головой. — Если какой-нибудь учитель заметит, огребем по полной программе. А среди старшеклассников есть стукачи. Меня накроют, сто процентов.
— М-м… — с недовольным видом промычал Хирамэ, хлопая глазами.
— А почему нельзя поесть, раз хочется?
— Потому что это неприлично.
— Покупать тайяки неприлично? Почему?
— Потому что мы уже в средней школе учимся.
— Если тем, кто в средней школе, неприлично, то кому прилично?
Одзу
Когда они миновали ларек с печеньями, Одзу почувствовал еще какой-то запах. Странный. Это пахло от Хирамэ.
— Ты это… вообще моешься?
— Я? Не люблю я это дело.
Вышли на шоссе, и Одзу спросил:
— Ты на электричке?
Он сам добирался до школы на старенькой коричневого цвета электричке из одного вагона, которая ходила по рельсам, проложенным вдоль шоссе.
— Ну да! — кивнул Хирамэ. — Я живу в Нисиномии. Схожу на Нисиномия-сантёмэ.
— Хм! А я в Сюкугаве.
— Сюкугава? Так нам в одну сторону.
Одзу, однако, не слишком вдохновляла перспектива тащиться с этим душным парнем в одном вагоне. Он знал, что тем же маршрутом разъезжаются по домам после уроков и девчонки из гимназии Конан. Они набивались в электричку на предыдущей остановке. Какие у них будут физиономии, когда унюхают пахнущего маринованной редькой Хирамэ?
Ох уж эти девчонки в белых школьных матросках! Обтянутые матросками круглые плечи, оформившаяся грудь. Одзу почему-то весь деревенел, когда оказывался с ними в одном вагоне. Они были почти ровесники, но если девчонки день ото дня становились все краше, то мальчишки наоборот — прибывало прыщей. Менялся голос. Иногда Одзу хотелось куда-нибудь спрятать свое корявое тело от девчоночьих взглядов.
На остановке уже ждали электричку пять-шесть мальчишек из Нады.
— Мне к обеду ужас так есть хочется, — грустно проговорил Хирамэ.
— Все равно — чего животом-то бурчать?
Стуча по рельсам, к остановке со скрипом подкатил облезлый вагон. Одзу зашел через переднюю дверь, стараясь держаться подальше от Хирамэ, но отвязаться от него не сумел. Шмыгая носом и хватаясь за кожаные поручни, Хирамэ протиснулся за ним. На переднем сиденье, крепко сжав колени, сидели три девчонки в белых матросках и юбочках.
— А тайяки-то там что надо, — сказал Хирамэ, не замечая смущения Одзу. — Я вообще сладкое люблю. Калпис, дориконо[7]…
— А-а…
Девчонки, еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть от смеха, стрельнули в мальчишек глазами и тут же отвели взгляд.
— Завтра контрольная по математике.
Одзу попытался увести разговор в сторону от печенья, на котором зациклился Хирамэ.
— Да ну? — Хирамэ только моргнул. — Завтра обязательно попробую купить тайяки.
— Смотри, как бы кто-нибудь из учителей не увидел. Не будь дураком.
— Да никто не заметит. Возьму и куплю.
— И когда ты покупать собрался?
— Э-э… Во время уроков, — спокойно проговорил Хирамэ.
«Он что, совсем ненормальный?» — мелькнуло в голове Одзу.
Девчонки, хотя и не смотрели в их сторону, наверняка все слышали. Это можно было понять по презрительным усмешкам, промелькнувшим на их розовых, как наливные яблоки, лицах.
Электричка загрохотала на повороте, Хирамэ слегка покачнулся, и на пассажиров так и пахнуло маринованной редькой и потом. Девчонки сморщились.