Посвисти для нас
Шрифт:
— Ну… вроде того. — Хирамэ, моргнув по своему обыкновению, кивнул. Но, несмотря на это, его унылое, ничего не выражавшее лицо ясно говорило, что полученное наказание не вызывает у него ни стыда, ни горечи.
Занятия по военной подготовке проводились после обеда. Носивший в школе кличку Бегемот отставной фельдфебель, всегда державший в руке стрелу без оперения, заставлял класс С передвигаться ползком, повторять упражнение снова и снова. Мальчишки ползали по засыпанной мелким гравием спортивной площадке с винтовками в руках до тех пор,
— Будете ковыряться как раздавленные лягушки — заставлю повторять еще и еще! — орал за спинами ребят Бегемот, скрипя сапогами по гравию. — Вот в классе А ребята что надо, не вам чета. Видно, горбатых только могила исправит!
«Ну чего разорался? Отвяжись! Поползай тут, когда в животе пусто!» — ворчали мальчишки про себя, не отваживаясь произнести что-нибудь вслух. После такой тренировки инструктор дал команду приготовиться к стрельбе. Ученики вразнобой защелкали курками, взяв на прицел стоявший на краю спортплощадки сарай, где хранились винтовки, и росшие там сосны.
— Приготовиться к атаке! Штыки к бою!
«Еще чего! Еще и бежать теперь?! Хоть бы скорее звонок!»
— В атаку!..
Одзу вместе со всеми рванул вперед. Он слышал, как рядом неловко топочет Хирамэ. Вдруг топот прекратился. Мальчишки выстроились в шеренгу, началась перекличка, и тут выяснилось, что новичок исчез, растаял, словно призрак.
— Одного не хватает! — с удивлением и все больше взвинчиваясь, воскликнул Бегемот. — Где он?
Десять минут спустя Хирамэ вытащили из-за сарая. Он туда спрятался, когда ребята бросились атаку.
— Я устал. У меня ноги не сгибаются, — часто моргая, стал оправдываться Хирамэ, и, конечно, Бегемот тут же заехал ему по голове своей ручищей, больше похожей на медвежью лапу.
В тот день Одзу и Хирамэ вместе ехали в электричке.
Ухватившись за свешивавшиеся сверху кожаные петли, они напряглись, ожидая увидеть девчонок из гимназии Конан, но в вагоне почему-то не оказалось ни одной форменной матроски.
— Может, зайдешь ко мне? Рядом с нашим домой храм Эбису, — заманивал приятеля Хирамэ. — И еще ларек, где продают кусикацу[11] и леденцы. Класс!
Эбису — самый старый и большой синтоистский храм в Нисиномии, на содержание которого выделяются средства из казны. Одзу помнил, как мама водила его туда в первый день Нового года[12].
— Старикан, который торгует в ларьке, берет деньги по количеству палочек. Он плохо видит, и я как-то раз уронил несколько палочек на землю и стою, будто я ни при чем. И старикан ничего не заметил.
Держась одной рукой за петлю, Хирамэ стал изображать, как другой рукой запихивает в рот кусикацу. Проголодавшемуся Одзу показалось, что он ощущает аромат соуса и масла, на котором жарят кусикацу. Он резко покачал головой:
— Хватит тебе! Попробуй-ка появиться у этого ларька в школьной форме. Нас обязательно кто-нибудь засечет.
— Давай оставим ранцы и фуражки у меня.
— У тебя?
— Ага! Там сейчас только мама и старшая сестра.
— А отец? На работе?
— Отец… — В глазах Хирамэ впервые за все время появилась грусть. — Он умер. Когда я был маленький.
— Ой! А твоя сестра учится?
— Нет. Она вышла замуж, но ее муж сейчас в армии.
В окне вагона проплывали ряды домов, освещенных унылым послеполуденным солнцем. Одзу вспомнил, как накануне их сосед уходил в армию, как родня и жители ближайших улиц махали ему флажками. Япония, словно в болоте, погрязла в войне, которую она вела в стране, расположенной далеко за морем.
— Пойдем съедим по штучке. Есть десять сэн?
— Есть-то оно есть, но…
— Если не хватит, стащим у сестры какую-нибудь книжку, отнесем к букинисту.
— Ты такими делами занимаешься?
— Занимаюсь. Иногда.
С глухим стуком электричка остановилась на какой-то остановке, и в вагон с криками ворвались парни из другой школы. Это была средняя школа К., ученики которой по какой-то причине не ладили со сверстниками из школы Нада.
— Ха! Вкус калписа — вкус первой любви? Хорошо сказано! — Один из парней заметил Одзу и Хирамэ и крикнул еще громче: — Эй, надовцы! Чего уставились?
Поводом для агрессии послужило то, что Хирамэ, моргая, рассеянно смотрел на вошедших.
— Не обращай внимания, — тихо проговорил Одзу. — Сделай вид, что их нет вообще.
Однако молчание надовцев только раззадорило их противников:
— Ну и вонища! Они тут напердели, что ли? Задохнуться можно.
Остальные пассажиры раздраженно молчали. Одзу шепнул Хирамэ: «Выходим!», и они шагнули к двери, которая была как раз напротив. Если дойдет до драки, им точно накостыляют. Драться придется с тремя здоровыми парнями, и на Хирамэ особой надежды нет.
Как только электричка остановилась у сосновой рощицы, росшей вдоль реки Асиягава, Одзу быстро соскочил с подножки. За ним неуклюже слез Хирамэ.
По выбеленному руслу реки струился хилый поток. Через рощу на велосипеде проехал какой-то дядька.
— Эти пацаны… они идут за нами, — хрипло прошептал Хирамэ, оглядываясь. — Что делать-то?
— Говоришь, что делать? — разозлился Одзу. — Ввяжемся в драку — они нам навешают. Потому что сильнее. Ты в себе уверен, если придется драться?
— Не-а. Я привык, что меня колотят, так что мне все равно.
— Все равно ему!.. Зато мне не все равно!
Справа тянулась изгородь. В этих местах располагались большие особняки богатеев. На выгоревшей под солнцем дороге, которая пролегала вдоль реки, почему-то не было ни души.
— Эй, вы, надовцы! Стойте! — послышались голоса преследовавшей Одзу и Хирамэ троицы. — Стоять, говорят!
— Чего? — Одзу обернулся, ничего другого не оставалось. — Чего вам надо?
— Думали, можно на нас пялиться и вам сойдет?!