Посылка из Полежаева
Шрифт:
Напрасно Алик со Славкой надеются на кого-то, надо действовать и самим…
Тишка недоумевал, почему это за два года ничего не смогли придумать такого, чтобы Корвалана освободить из тюрьмы. Неужели нельзя было организовать побег? Правда, фашисты долго держали Корвалана на необитаемом острове Досон, расположенном в холодном Магеллановом проливе, вблизи Антарктиды. Туда, говорила Мария Прокопьевна, свободно могут пролетать только птицы, человеку же незамеченным никак не проникнуть: не зря же Досон окрестили в народе «островом смерти». Но теперь-то Корвалан перевезён на окраину Сантьяго, в монастырь «Три тополя» (Тишка забыл его чилийское название, запомнил лишь русское).
Из монастыря-то —
Ох, Тишка, Тишка, человек на острове Досон мёрз, под дулами автоматов ходил — не сегодня завтра его убьют, — а у тебя и предчувствий о беде не было. Сколько времени зря упустил. Ну, Тишка, и простофиля же ты! Ведь и в первом классе жалко было тебе Корвалана, а ты палец о палец не ударил, чтобы облегчить его страдания. Ну, ладно, маленький был, побег не додумался организовать, но медикаменты-то мог послать? У человека поясница болела, так отправил бы ему анальгину… Вон у мамки, скрючит её, так только в анальгине и находит спасение. И Корвалану бы помогло. А он, бедный, без лекарств там маялся. Лес на Досоне рубил. Рукавицы вон о топорище изодрал, так, наверно, и заменить было нечем, с голыми руками на морозе работал. А ты, Тишенька, рукавиц-то по Полежаеву мог не на одну посылку собрать… Ведь слышал же, как по радио читали письмо Корвалана к дочери, где он жаловался, что изорвал рукавицы. Выслушал, повздыхал — и всё.
Ну, Тишка, и лопоухий же ты… Там, где действовать надо, тебя хватает только на слёзы.
Всё, завтра же Тишка начнёт готовить побег Корвалана. Надо всё сделать, чтобы посылка успела прийти к нему до суда…
4
Тишка два дня уговаривал Варвару Егоровну затеять стряпню: надоел ему, видите ли, магазинный хлеб, пирогов привереде вдруг захотелось. И Славик — матицу уж головой подпирает, а заныл, будто маленький:
— И я пирогов хочу. Не пекла сколько годов…
— Ну уж и годов… На Новый год стряпала…
— Так то на Новый год, а сейчас январь на исходе.
Делать нечего, Варвара Егоровна стала замешивать квашонку. Парни сразу повеселели. Тишка за каким-то лядом полез на подволоку.
— Тишка, — закричала на него Варвара Егоровна. — Надо дрова носить, а тебя куда леший понёс?
— Да я тебе сковородник новый найду…
— Ну, чучело огородное, зачем мне сковородник-то, я ведь не блины печь собираюсь…
А сама подумала: вот нынешние детки растут, не знают уже, к чему что предназначено из крестьянского обихода. За сковородником полез на подволоку… Верно, в отцовских железках валяются два-три обгоревших сковородника. Так они же и ни к чему. Если б нужны были, так у Варвары Егоровны и поновее есть — под шесток засунут. Но ведь сковородником садят в печь чугунную сковороду — с блинами, с оладьями… А пироги в жестяных, тонких сковородках пекут: с деревянной лопаты ссадишь на подметённый мокрым помелом, раскалённый кирпичный под — и готово. Вот уж и этого ребята не знают, хотя Варвара Егоровна нет-нет да и побалует их пирогами. Не присматриваются потому что к её работе… А что будут знать потом их детки? Тогда уж, наверно, и печей-то в избах не станет, понаделают электрических плит…
Тесовая подволока под Тишкой прогибалась, погромыхивая. В избе было слышно, как позвякивали перекладываемые с места на место железки.
— Мам, я ему крикну, чтобы слезал быстрее, — предложил свои услуги Славка. — Чего зря на себя пыль собирать…
Смотри-ка, какой чистюля… Но Варвара-то Егоровна своего сына знала: не пыль его беспокоила, которую Тишка соберёт на пальто, не хотелось Славику за дровами бежать, делал расчёт на младшего брата. А сам усядется с книжечкой — уроков, мол, много задано, — и с места не сдвинешь, копной прирастёт к стулу.
Славик уже нахлобучил на голову шапку, но Варвара Егоровна остановила его:
— Не помирать ведь улез, никуда не денется, спустится… Ты бы лучше за водой сбегал, раз за дровами неохота идти…
— Ну, ма-а-ма, — и шапку сдёрнул поскорей, — у нас завтра контрольная по алгебре, а я ещё и учебник не открывал…
Ох, и хорошо же Славка в жизни устроился. Ничегошеньки-то, кроме учёбы, не знает. Всё за него по дому делает Тишка — и пол подметает, и воду носит, и дровами печь обеспечивает, и корове корм задаёт, и картошку поросёнку толчёт, и, если Варвара Егоровна стирку затевает, санки с бельём на реку для неё таскает. Не парень, а домработница — не сглазить бы только такое старание. Ой, не перенял бы вскорости Славкино лоботрясничание…
— Славка! — повысила голос Варвара Егоровна. — Вот подожди, я отцу нажалуюсь — он тебя как Сидорову козу отходит, так что тебе и за парту будет не сесть. Что это такое? Два ведра воды притащить — руки, что ли, отвалятся? Контрольной меня начинает пугать… У Тишки тоже бывают контрольные.
— Да уж, контрольные у него… Сравнила с нашими, — Славка нехотя стал одеваться. Вразвалочку, не торопясь, проскрипел половицами к печи, сел на скамейку, натянул валенки. Поверх воротника неизвестно зачем повязал шарф — бегать выскочит, так и шея голая, а тут простуды вдруг забоялся. Полез в печурку за рукавицами. И тянет, тянет время, как свинью за хвост.
— Славка, ты скоро ли? — поторопила его Варвара Егоровна. — Мне вода нужна.
— Сейча-ас.
Вывалился в сени, загремел вёдрами и — ведь вот пакорукий! — не удержал ведро, грохнул о половицу.
Варвара Егоровна, выходя из себя, распахнула дверь:
— Что тут у тебя за землетрясение такое? Стёкла даже в рамах дрожат.
— Да вот… упало ведро…
— Ой, господи, пожамкал ведро-то, смотри-ко, какая вмятина на боку…
— Оно вырвалось… Я не нарошно…
— У тебя что, руки отсохли? Пустого ведра не удержать?
— Да я нечаянно…
С подволоки спускался Тишка.
— За нечаянно бьют отчаянно, — подъелдыкнул он.
Славка сверкнул на него белками, прошипел гусем:
— Нал-л-ловиш-ш-шь у меня, ш-шмакодявка…
Варвара Егоровна закрыла дверь, вернулась на кухню совсем расстроенная: ума не приложишь, что делать со старшим сыном, как приучить к работе. Мужу каждый день жаловаться, так у того метод воспитания один: ремень в руки — и подворачивайся-ка, сынок, спиной… А другие-то методы ему, по правде сказать, применять и некогда: уходит на работу — ребята спят, приходит — спать укладываются. На Заречной Медведице готовят к сдаче механизированный зерноток, у электрика дел — самый непроворот. Иван и дома не водится.