Посылка из Полежаева
Шрифт:
Тишка по-прежнему держался рукой за скобу.
— А как будет… три тополя? — заученно повторил он и только после этого отпустил скобу и, поджав под себя ноги, сел на стул.
Мария Прокопьевна не совсем поняла вопрос: «Странно… Как будет три тополя? Три тополя и будет». И, чтобы не отпугнуть Тишку выработавшейся с годами строгостью в голосе, как можно мягче переспросила:
— Ты, наверно, не понял сегодня моё объяснение на уроке? Тишка насупленно промолчал. Как в таких случаях говорят, проглотил язык.
— Ты хочешь получить множественное число от сочетания «три тополя»? — высказала догадку Мария Прокопьевна, потому что в школе в этот день она тренировала учащихся в образовании множественного числа имён существительных и не кто иной, как Тишка, насмешил весь класс. Мария Прокопьевна попросила подумать, как будет множественное число от существительного «стекло», и Тишка выше всех тянул руку, прямо-таки из кожи лез, чтобы дали ответить.
— Ну, скажи, Тиша, ты.
— Множественное число от существительного «стекло» будет «дребезги», — как и положено, полным ответом отчеканил он.
Класс грохнул хохотом, а Тишка долго недоумевал, почему все смеются. Конечно, своя логика в его ответе была: из одного стекла легко произвести множество — стоит только разбить его вдребезги. Тишка в своей жизни, наверно, не раз производил подобную операцию — и богатую практику теперь подгонял под теорию.
И вот, пожалуйста, новый фокус — множественное число от «трёх тополей».
— Ну, давай, Тиша, вместе подумаем, — наставническим голосом предложила Мария Прокопьевна, и Тишка весь сжался, словно перед экзаменатором, а Мария Прокопьевна, чтобы успокоить его, положила ему на плечо руку.
Тишка сидел, не смея пошевелиться.
— Единственное число — «тополь», множественное…
И вдруг Мария Прокопьевна осеклась: множественное могло быть и «тополя», и «тополи». Не это ли смутило Тишку?
— Мари-и-ия Проко-о-опьевна-а… — протянул он, уставившись в пол. — Мне по-чилийскому надо… Монастырь «Три тополя»… Где Луис Корвалан сидит…
Мария Прокопьевна озадаченно отпрянула от него, сняла руку с Тишкиного плеча.
— Сейчас, Тиша, сейчас, — кивнула она, не придя в себя от неожиданности Тишкиной просьбы. Она двинулась к столу, где у неё лежали конспекты уроков и классных бесед. — Сейчас я тебе скажу.
Она открыла тетрадь на нужном месте и, не оборачиваясь, покосилась на Тишку. Клок седых волос навис над глазами, заслонил от неё Тишку. Но Тишка и через нависший клок почувствовал её взгляд, заёрзал на стуле.
— Мария Прокопьевна, не спрашивайте меня ни о чём, — нахмурился он. — Потом всё узнаете сами…
Он сидел бука букой и не смел поднять на неё глаза.
— Ну, ну, не буду спрашивать тебя ни о чём, — согласилась Мария Прокопьевна. Улыбка невольно выплыла на её лицо. Ох, дети, дети… Святая наивность… Они думают, учителя не догадываются, что их волнует. Они думают, у них есть секреты от взрослых. И не подозревают, что сами же свои секреты и выдают.
Вот уж теперь-то Мария Прокопьевна наверняка знала, зачем Тишке понадобилось знать чилийское название монастыря. Он решил, как ученики выражаются, переплюнуть Люсю Киселёву. Уязвлённое детское самолюбие. Люся Киселёва написала заметку в школьную стенгазету. Как же, третьеклассница — и вдруг сама написала. Все галдят вокруг: складно, складно… Конечно, Люся девочка неглупая, у неё неплохо развитая речь. Разумеется, Мария Прокопьевна кое-что в заметке Люси поправила. Так не без этого ж… Как говорится, первая проба пера.
А Тиша-то, Тиша-то, оказывается, завистник. Вот уж не ожидала. Ну, эта зависть белая, это неплохо…
Ох, ох, какой насупленный сидит. Да не будет Мария Прокопьевна допытываться до твоих секретов. Твои секреты Люся Киселёва уже выболтала. Вот девчонкам, Тиша, угрожать нехорошо. Правда, и ябедничать тоже нехорошо. Мария Прокопьевна так и сказала Люсе.
— Но он же грозится… — захныкала она.
— Люся, он просто пошутил, я поговорю с ним, — пообещала Мария Прокопьевна, но закрутилась, забыла о своём обещании. И хорошо, наверное, что забыла. Тишка тоже вряд ли помнил о том, что собирался проучить свою одноклассницу.
Дети, дети… Обиды у них скоротечные. Взрослым бы их светлые души, святые помыслы.
Мария Прокопьевна нашла в конспектах название монастыря:
— «Трес аламос»…
— Трес? — восторженно переспросил Тишка и соскочил со стула, уже не стесняясь, что именно теперь валенки оттаяли и оставляли следы.
— Да, «Трес аламос», — повторила Мария Прокопьевна… — Тиша, а ты не написал бы для школьной стенгазеты заметку о Корвалане? — хитро прищурившись, предложила она.
Тишка потупился. Ну, конечно же, подумала Мария Прокопьевна, она попала в самую точку, она разгадала его намерения.
— Ну, так как? — спросила она.
— Да напишу, если надо…
Ох, дети, они ещё и актёры. Разве Мария Прокопьевна не видит, какой радостью залучились у Тишки глаза?
Мария Прокопьевна вырвала из тетради чистый листок и написала крупными буквами: «Трес аламос».
— Возьми, Тиша, чтобы не забыть…
Тишка, бухая по половицам валенками, прошёл к столу.
— «Трес аламос», — прочитал он. — Правильно, а я было и забыл…
Он, к сожалению, забыл не только чилийское название монастыря. Он выскочил из избы, забыв попрощаться с Марией Прокопьевной. Даже шапку на голову не надёрнул, так под мышкой и оставил её.
— Тиша, простудишься! — бросилась вдогонку за ним Мария Прокопьевна.
Но Тишка уже летел по улице, держа руку с запиской в кармане. Шапка была нахлобучена на голову задом наперёд.
11
На дорогу подсыпало свежего снежку, и он похрустывал под ногами, словно Тишка перепрыгивал с одного кочана упругой капусты на другой. В душе у Тишки всё пело и ликовало: адрес лежал в кармане, можно было отправлять Корвалану и письмо, и посылку.