Потемкин
Шрифт:
Изменение взгляда на деятельность светлейшего князя было связано с обширной издательской работой, которую вели исторические журналы второй половины XIX — начала XX века. «Русский архив» П. И. Бартенева и «Русская старина» М. И. Семевского16 поместили множество документов о Потемкине. Изобиловала ими и публикация Я. К. Грота в Чтениях Общества истории и древностей российских17.
Благодаря такой обширной издательской работе стало возможно появление первой монографии о светлейшем князе. Она принадлежала перу профессора А. Г. Брикнера. Автор полностью использовал опубликованный Гротом материал, а также перевел с французского и немецкого языков любопытные фрагменты дипломатической переписки. К сожалению, этого оказалось недостаточно для отражения роли светлейшего князя не просто как царедворца и друга императрицы, а именно как государственного
К сожалению, Брикнер не был знаком с государственными бумагами светлейшего, публикацию которых Н. Ф. Дубровин начал в 1893 году19. Издание богатейших документов военного архива, предпринятое историками Н. Ф. Дубровиным и Д. Ф. Масловским, пробило брешь в представлении о Потемкине как слабом военачальнике, присваивавшем победы Суворова20. Военный историк Масловский рассмотрел операции 1787–1789 годов и пришел к неожиданному заключению: «Выводы о бездарности Потемкина как полководца — ненаучны, они сделаны без опоры на главнейшие материалы, которые были неизвестны до настоящего времени… Потемкин в Турецкую войну являлся первым главнокомандующим нескольких армий, оперировавших на нескольких театрах, и флота. Потемкин первый, худо-хорошо, дает и первые образцы управления армиями и флотом общими указаниями — "директивами"»21. Эти директивы Масловский считал «образцовыми», поскольку они четко определяли стратегические задачи подчиненных Потемкину военачальников, но не связывали их тактически, избавляя от мелочной опеки и поощряя личную инициативу. Умение выбирать достойных командиров и доверие к их таланту — главная черта Потемкина как командующего.
Документальные публикации и исследования привели к возникновению совершенно иного образа светлейшего князя в литературе научно-справочного характера. Автор очерка о Потемкине в Русском биографическом словаре А. М. Ловягин привлек новые воспоминания современников, сообщил много интересных фактов об управлении Но-вороссией, о военной реформе Потемкина, о прекращении гонений на старообрядцев, предпринятом по инициативе князя22. Новый образ Потемкина оказался столь необычен для публики, что редакция Исторического общества сопроводила статью комментарием: «В галерее сподвижников великой императрицы портрет Г. А. Потемкина имеет, кажется, наименее сходства с оригиналом. Блеск положения случайного человека затмил в глазах современников государственного деятеля… Только в последнее время, благодаря развитию у нас исторической науки, начинают отставать густо наложенные на изображение Потемкина краски и из-под них выступает более правдивый и интересный облик. Теперь мы можем положительно сказать, что Потемкин был не временщиком только, но одним из наиболее видных и благородных представителей екатерининского царствования, что, хотя и не чуждый недостатков и пороков своего времени, он во многих отношениях стоял выше своих современников и поэтому не мог быть понят и оценен ими по достоинству»23.
После революции в Советской России работу по изучению екатерининского царствования продолжил историк Яков Лазаревич Барсков. К 1932 году он подготовил к изданию подборку писем Екатерины II к Потемкину. Чтобы напечатать ее, Барсков обратился за помощью к В. Д. Бонч-Бруевичу, организатору и первому директору Государственного литературного музея в Москве. Тот предложил предпослать публикации «остро политическое предисловие», в котором отразить «всю мерзость запустения» эпохи Екатерины И. Что ученый и сделал. Сам Барсков относился к князю с холодной неприязнью, считая, что под его влиянием Екатерина отошла от либерализма.
«Она откровенно признавалась, — писал исследователь, — что обязана ему своей властью, имея в виду грозный год Пугачевщины. С этим связана и непримиримая ненависть цесаревича и всей его партии к этому выскочке, временщику, узурпатору, и уверенность Екатерины, что при жизни Потемкина ей нечего бояться со стороны сына. Когда русское масонство раскинулось по всей стране, и московские розенкрейцеры образовали его ядро, "князь тьмы", как называли они Потемкина, донес императрице о сношениях с Павлом этой партии. Жертвой этого "предостережения" пал Н. И. Новиков»24.
Несмотря на «остро политическое» предисловие, ученому не удалось издать свою работу на родине. В 1934 году в Париже появилось анонимное издание писем Екатерины к Потемкину25. На русском языке публикация вышла в 1989 году, благодаря усилиям Н. Я. Эйдельмана26.
В 1945 году в Праге увидела свет биография Потемкина, написанная профессором-эмигрантом А. Н. Фатеевым27. Автор собрал и некоторые новые известия о роли молодого Потемкина в перевороте 1762 года, а также подробно остановился на торговой стороне деятельности князя в Но-вороссии и Тавриде. Книга следовала в русле статьи Ловя-гина из Биографического словаря.
В 50-х годах XX века в Советском Союзе появились фундаментальные труды Елены Иоасафовны Дружининой о внешней политике России екатерининского царствования28 и развитии экономики на присоединенных землях. В монографии «Северное Причерноморье в 1775–1800 годах» исследовательница осветила политическую обстановку, в которой проходило хозяйственное освоение Крыма, показала, как Потемкин решал татарский вопрос, обеспечив лояльность местного населения, рассказала об укрывательстве князем беглых и запрещении крепостить поселян. «Правительство лихорадочно заселяло приграничные районы, не останавливаясь перед фактической легализацией побегов крепостных из внутренних губерний. Беглые в случае розыска чаще всего объявлялись "неотысканными". Этот курс, связанный с именем Потемкина, вызвал раздражение многих помещиков… Против Потемкина возникло оппозиционное течение, представители которого стремились скомпрометировать мероприятия, проводившиеся на юге страны… Критика деятельности Потемкина на юге была подхвачена за рубежом»29.
Тему «потемкинских деревень» продолжала статья академика А. М. Панченко. «Сохранились десятки описаний путешествия по Новороссии и Тавриде, — рассуждал автор. — Ни в одном из описаний, сделанных по горячим следам событий, нет и намека на "потемкинские деревни". Потемкинская феерия была так блестяща, так разнообразна и непрерывна, что не всякий наблюдатель был в состоянии отличить развлечения от идей — в высшей степени серьезных, поистине государственного масштаба». Такими идеями были флот, армия и освоение южных земель, то есть цивилизаторские успехи России. «Европейцы оставались неисправимо самодовольны, всякий русский успех казался им нонсенсом… Иосиф II и посланники европейских держав прекрасно поняли, с какой целью взяла их в путешествие Екатерина. Их скепсис был скорее маской. За нею скрывался страх, что Россия сумеет осуществить свои грандиозные планы. В этой среде и появился миф о "потемкинских деревнях"…Турции пришлось убедиться, что миф о "потемкинских деревнях" — это действительно миф»30.
В близком ключе трактует деятельность Потемкина английская исследовательница Изабель де Мадариага. Ее монография, посвященная царствованию Екатерины II, с 80-х годов прошлого столетия легла в основу современного знания о екатерининской эпохе. В 2002 году этот труд был наконец переведен и издан в России31. «Назначение Г. А. Потемкина генерал-адъютантом императрицы зимой 1774 г., - писала она, — не только означало новую фазу политической истории, оно открыло новую, волнующую страницу личной жизни Екатерины». «В течение 17 лет он господствовал на русской сцене и неизбежно стал мишенью зависти, даже ненависти, тех, кого он вытеснил… Множество легенд, выросших вокруг него, были данью его необыкновенной личности. Многие, как британский посол Джеймс Гаррис, граф Сепор или принц де Линь, пали жертвами его обаяния…Чувства, которые вызывал светлейший князь во время своей жизни, заслонили последующую историографию и не позволили ученым вынести объективное суждение о его службе России. Только недавно его работа в качестве генерал-губернатора Новороссии была изучена по его собственным бумагам и была дана позитивная оценка его роли в развитии незаселенных земель юга. В отличие от Суворова или Румянцева, Потемкин, похоже, еще ожидает своего военного биографа»32.
После перестройки в 1992 году в России увидела свет книга В. С. Лопатина «Потемкин и Суворов»33, полностью основанная на новых архивных материалах. Ранее автор издал фундаментальную переписку А. В. Суворова34. Этим трудам российская историография обязана окончанием более чем столетней традиции изображать отношения двух знаменитых деятелей как соперничество бездарного начальника и гениального подчиненного. Личная переписка Суворова и Потемкина, донесения князя императрице свидетельствуют об обратном. Потемкин покровительствовал Суворову, намеренно выдвигал его в первый ряд руководителей армией, что при вспыльчивом, неуживчивом характере Александра Васильевича было нелегко.