Потемкин
Шрифт:
Екатерина желала включить, в договор пункт о гарантиях тех завоеваний, которые Россия могла бы сделать в недалеком будущем. Австрийская сторона не хотела идти на это, так как тем самым нарушался важный дипломатический принцип «взаимности». В ответ Потемкин передал Кобенцелю, что Россия готова гарантировать Австрии все завоевания, исключая Польшу и Германию. Однако такая постановка вопроса не могла устроить Иосифа II, поскольку для него было желательно вернуть австрийские земли, отнятые Пруссией61. На этапе подготовки документов к переговорам были допущены первоприсутствующий в Коллегии иностранных дел Н. И. Панин и вице-канцлер И. А. Остерман. Никита Иванович всячески стремился задержать процесс обмена бумагами, возвращая их Кобенцелю, даже не показав императрице.
При согласовании формы договорной грамоты
В немецкой литературе, мнение которой разделял А. Г. Брикнер, принято считать, что именно Иосиф II предложил вместо формальной редакции договорной грамоты обменяться двумя письмами тождественного содержания, которые имели бы силу официально заключенного договора63. На самом деле выход из затруднительного положения был найден императрицей. «Мне желательно знать, что у Кобенцеля в мешке, и когда тот опустеет? — писала раздраженная Екатерина. — Мне пришла мысль, которая может помочь всему; а именно…каждый государь издал бы письменно экземпляр договора и чтобы он начал его так: Я или Мы, Божиею милостью, обещаем дать нашему дорогому брату — сестре это или то, смотря по содержанию статей, о которых будут соглашаться, а каждый подпишется, и его подписи будут обменены»64.
Именно такой обмен подписей и произошел 18 мая 1781 года. Ни одна из сторон не могла считать себя униженной. Вскоре Екатерина и Иосиф оговорили в письмах артикул договора о взаимной помощи в борьбе с Портой65.
Новая критическая ситуация в Крыму не заставила себя долго ждать. В мае 1782 года турецкая партия избрала ханом брата Шагин-Гирея — Батыр-Гирея и обратилась к Порте за помощью. Низложенный хан бежал из Кафы на русском корабле в Керчь66. Потемкин, находившийся в это время в Херсоне и занятый размещением полков по границе, писал Екатерине: «Из последних посланника Булгакова депешей видно, как турки тонко хитрят. Сверх неминуемого и всегдашнего подстрекания татар против России нынешняя посылка двух-бунчужного паши в окрестности Тамана их намерения открывает. Рассказывая рейс-ефен-ди Булгакову жалобы от татар на хана…утаил главное, что их тревожит, а именно привязанность хана к персоне Вашей и что наивяще ознаменило его русским, сего также не сказал, что хан принял чин военной в гвардии. Их намерение было его умертвить, что теперь не удалось, но умысел навеки остался, то хотя бы татары и покорились, но как хану у них жить без охранения? Случай же ввести в Крым войска теперь настоит, чего и мешкать не надобно. Преданный Вам союзник и самовластный государь своей земли требует Вашей защиты к усмирению бунтующих… Итак, повелите хану из Керчи переехать в Петровскую крепость, откуда с полками, поблизости находящимися, вступит он в Перекоп, где и возьмет свое пребывание. Те ж войска останутся в Крыму, доколе нужно будет. Я Вас уверить могу, что татар большое число, увидя войска, отопрутся от просьбы, Порте вознесенной, и вину всю возложат на начальников возмущения»67.
Екатерина отвечала 3 июня 1782 года: «Теперь нужно обещанную защиту дать хану, свои границы и его, нашего друга, охранить. Все сие мы б с тобою с полчаса положили на меры, а теперь не знаю, где тебя найти и прошу поспешить своим приездом, ибо ничего так не опасаюсь, как что-нибудь проронить или оплошать»68. В рескрипте на имя Потемкина императрица передала ему полную власть «сделать все потребные распоряжения, кои были бы достаточны к защищению хана Шагин-Гирея и к приведению нами в повиновение ему татарских народов»69. В подлиннике этого документа осторожная императрица не проставила число: «Дан в Царском Селе июня дня 1782 года», — предоставляя князю самому действовать по обстоятельствам.
Получив необходимые для принятия решительных мер документы, Потемкин не стал торопиться в Петербург. Ситуация в Крыму и на Тамани складывалась крайне опасная, возможно, было прямое военное столкновение с Турцией, уже направившей своих эмиссаров к ногайцам и обещавшей вооруженную помощь мятежникам. Светлейший князь предпочел задержаться в Херсоне. «Хотя не люблю, когда ты не у меня возле бока, барин мой дорогой, — писала императрица, — но признаться я должна, что четырехнедельное пребывание твое в Херсоне, конечно важную пользу в себе заключает»70.
В начале августа Потемкин вернулся из Крыма. Для петербургской «публики» его приезд был связан с желанием принять участие в открытии знаменитого памятника Петру Великому работы Фальконе71. Однако после торжества, состоявшегося 7 августа, князь остался в столице еще на месяц. Его удерживала работа над документами, касавшимися секретного артикула русско-австрийского соглашения.
В переписке между Екатериной и Иосифом II оба монарха не раз касались вопроса о возможном разделе Турции. Императрица жаловалась на беспорядки в Крыму, подстрекаемые из Константинополя, а австрийский корреспондент изъявил готовность содействовать прекращению этих смут, прося Екатерину точнее определить свои желания72.
Наконец, 10 сентября 1782 года из Петербурга в Вену было направлено пространное письмо императрицы, в котором она говорила о вероятности разрыва с Турцией, о необходимости заранее определить план похода и приобретения обеих сторон в случае успеха. При этом Екатерина подчеркивала, что именно Оттоманская Порта, уже начавшая подготовку к войне, должна выступить нападающей стороной. После раздела турецких земель Россия хотела получить город Очаков с областью между Бугом и Днестром, а также один или два острова в Архипелаге Средиземного моря для безопасности и удобства торговли. Австрии предоставлялась возможность присоединить несколько провинций на Дунае и ряд островов в Средиземном море. «Я думаю, что при тесном союзе между нашими государствами почти все можно осуществить»73, - заканчивала свое послание Екатерина.
Сохранились документы, проливающие свет на тщательный процесс подготовки сотрудниками императрицы текста этого письма. Первоначальный вариант его был составлен по-русски и записан А. А. Безбородко в правой колонке разделенного надвое листа. Затем бумага поступила к Потемкину, который сделал в левой, более широкой графе пространные пометы, обращенные к Екатерине, и многочисленные исправления черными чернилами прямо в карандашном тексте Безбородко74.
Пометы светлейшего князя касались как содержания документа, так и внешнеполитической обстановки вообще. Они придавали тексту неуловимую приватность, выраженную в особом, доверительном стиле и колких замечаниях Григория Александровича. Так, напротив слов Безбородко, что Россия добивается «покоя Европы», князь проставил: «Разве мы спать кому помешали?»; а напротив предположения, что «действия обоих дворов могут возбудить зависть у соседей», — фразу: «Зависть во всех есть, но, слава Богу, кроме французов никто не решается и те только ши-каном». Шиканство — мелкая пакость, по терминологии XVIII века.
«Одним словом сказать, что турки не перестают всячески доказывать нам, сколь велико желание их разорвать мир, и что недостает им только сил и случая, чтоб обратить в ничто все, что мы приобрели войною. Страшно им мореплавание наше на Черном море; для того они начинают ворошиться, что видят херсонский флот готовым быть, — писал князь в обращении к Екатерине. — Для чего им хан не по мысли, для того, что он Порте не предан и что он не согласится промолчать, если б турки в Крыму хотели усилиться. Что же касается до коммерции, в сем пункте держат нас за руки французы, ибо, имея весь левантский торг за собою, боятся из рук выпустить и их намерение двойное, или утеснять нашу торговлю, или прибрать учреждением своих контор в Херсоне в свои руки. Сие все делается для того, чтоб мы, не найдя барышей, отстали. Умысел явной, чтоб, трактуя о сем деле, возмущение против хана сделать»75.