Потерпевшие претензий не имеют
Шрифт:
– Нож?! – крикнул Степанов и закусил губу. И замолчал. Потом сказал устало: – Да что нож… – Он закурил еще сигарету. – Они и без ножа кого хошь зарежут. Они пострашнее уголовников… Раньше блатного за версту опознать можно было по сапогам да по челке… А эти в «адидас» попрятались, на «жигулях» катаются, по премьерам…
– Что же ты мне мешаешь их выкинуть из этих раковин? Ты же правдолюб, борец за справедливость, что же ты не даешь мне их по закону прищучить? – тихо спросил я.
– А что толку? – грустно усмехнулся он. – У нас законы справедливые и люди в большинстве хорошие, а живут лучше всех, выходит,
Я сочувственно вздохнул и в тон ему добавил:
– Ты еще об одном забыл – множество как бы честных людей смотрят на их делишки и плечиками пожимают: что поделаешь? И отворачиваются стыдливо или брезгливо. А результат один – я хочу их воровской крейсер затопить, а ты, как понтон, в него вцепился, не даешь, зубами на поверхность вытягиваешь. Ведь ты знаешь, что они воруют?
– Конечно, воруют, – просто сказал Степанов. – С чего бы еще у них такая роскошная житуха?
Я взял ручку, подвинул к себе протокол допроса, но Степанов быстро сказал:
– Нет-нет, вы перо свое отложите… Я для протокола ничего вам говорить не стану… Мне это ни к чему… Да и доказать конкретно ничего сейчас не сумею…
– А что ты можешь сказать не для протокола?
– Ну, не сказать, спросить хотя бы: сколько ваша жена покупает мяса в дом?
– Точно не знаю, – пожал я плечами. – Килограмма два, я думаю…
– И что она из них готовит?
– Борщ или суп, жаркое, пирожки, котлеты… Ну, что придется…
– Ага, что придется… И стоит все это четыре рубля вашей семье. А теперь посчитайте: если не два кило, а полтонны мяса в вашем ассортименте приготовить и по ресторанным ценам – а это шесть-семь рублей за килограмм – растолкать в людных местах! А сколько стоит пять тысяч шашлыков по рублику штука, можете посчитать?
– Посчитать-то можно, – засмеялся я. – Но это как в анекдоте со слоном: я бы съел, да кто ж мне полтонны мяса даст?
– А вы с кольцевого завоза, с базы – по больницам, магазинам, санаториям и детским садам – удержите полтонны, вот и дадут вам с вашим слоном по тысчонке на хобот!..
– Что значит «удержите»? Украсть, что ли?
– Не совсем так… Разные есть способы. Кой у кого – в домах отдыха, пансионатах… Можно отнять…
– Не понял…
– Ну, полагается дому отдыха по фонду, допустим, тонна… Им на базе говорят: доставим девятьсот, и не рыпайтесь. Те знают: с базой ругаться – себе дороже, на одной рванине насидишься, да и ту получишь в последнюю очередь. А им самим навар нужен… Вот кто посмирнее и берет мясо – поменьше, зато вовремя и хорошее…
– С этим ясно. А какие, говоришь, есть еще способы?
– Да с магазинами. Там проще: недогрузил десяток туш и рассчитался за них наличными… по два рэ за кэгэ. Конечно, магазинщики тоже этому не радуются, да что делать – с базой не поспоришь…
– Это и значит «удержать»? – задумчиво пробормотал я. – Ясно, ясно… Выходит, если я правильно тебя понял, ты отказался из их корыта со слоном вместе жрать? Так я понимаю?
– Да никто меня не спрашивал! – махнул рукой Степанов. –
И замолчал. Я походил по кабинету, потом спросил:
– Кто на тебя с ножом нападал? Ахмет? Егиазаров? Дрозденко?
– Ничего больше не скажу, никто на меня не нападал, – замотал головой Степанов.
– Почему? Ты ведь и так сказал мне много важного…
Он резко перебил:
– Вот и хватит… А больше ничего не скажу… Разговорился, потому что на душе накипело, сердце от злости прогоркло… Все, не буду больше ничего говорить…
– Смотри, тебе жить, – устало сказал я. – Между прочим, как ты думаешь: из-за чего я так с тобой ломаюсь? Посадить тебя крепче мечтаю? Может, полагаешь, мне за тебя медаль дадут?
– Не знаю! – сердито выкрикнул он. – И думать об этом не хочу! Может быть, вас повысят за это дело… или план квартальный у вас недовыполнен…
Я видел, как он напрягается: видно, хотелось нагрубить мне покруче, позлее.
– Зря ты так, – сказал я спокойно. – Я ведь помочь тебе хочу…
– Ага! Знаю! – сердито помотал Степанов головой. – Все вы мне помочь хотите! Нарасхват я стал по части помощи… Не залечите любовью своей до смерти!
– Да я тебя не лечу. Доктор не может лечить больного, который скрывает от него симптомы болезни…
– А я не больной, я здоровый, и нечего меня уговаривать…
– Я тебя не уговариваю и не сулю поблажек, просто объяснить хочу: если будет доказано, что они на тебя напали сами, реально угрожая огромным ножом, суд может усмотреть в твоих действиях необходимую самооборону… Попытка вырваться от них на машине не может рассматриваться в этом случае как умышленное убийство…
– Не ищу я себе снисхождений, – недоверчиво глядя на меня, упрямо сказал Степанов. – Сам виноват, сам теперь и отвечать буду…
– Так в чем же ты виноват? Мне интересно, в чем ты усматриваешь свою вину?
– В глупости собственной. – Он достал из пачки сигарету, постукал фильтром по столешнице. – В армии еще, в шоферском классе, инструктор-сержант предупреждал: следите за полотном шоссе, объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак…
Мы долго молчали, пока я не спросил его:
– Сбитая собака – это Плахотин?
– Не важно, – махнул он рукой, и мне показалось, что этот сильный парень готов заплакать. Он посидел, отвернувшись от меня к стене, потом глухо попросил: – Отправьте меня, пожалуйста, в камеру…
– Хорошо, – сказал я. – Завтра я разрешаю вам, Степанов, свидание с семьей. Поговорите с родителями, с братом посоветуйтесь, он у вас парень неглупый. Подумайте…
Глава 23
Я приехал в ресторан «Центральный» около семи часов. Народу еще было не много. Оркестранты рассаживались на своем музыкальном подиуме, брали аккорды на ревучих электроинструментах, и эти дребезжащие долгие звуки медленно, протяжно замирали в полупустом зале. Было бы совсем тихо, если бы не взрывы веселого разгула сильно подвыпившей компании в дальнем углу. Оттуда раздавались всплески хмельного хохота и дурашливо-радостные вскрики.