Потерянная виселица (= Тень убийства)
Шрифт:
Толбот обхватил лоб руками, поставив локти на стол.
– Ни в одном справочнике нет такой улицы,- заявил он, стараясь придерживаться строгих фактов.- Нет! А это единственный имеющийся в нашем распоряжении намек, куда направлялась машина...
Он все сидел в задумчивости, когда пришел привратник с сообщением, что Жуайе, камердинер аль-Мулька, сей момент вернулся из Парижа и хочет как можно скорей с нами встретиться.
Глава 9
"УБИЙСТВО КАК ВИД ИЗЯЩНОГО ИСКУССТВА"
– Проводите его в гостиную!- рявкнул Толбот.- Проводите куда-нибудь. В любом случае передайте, пусть ждет...- Лицо маленького человечка страшно перекосилось, напоминив злого гнома.- Я поведу дело дальше,- объявил он.Только запомните, джентльмены, оно мне не по силам, и я это знаю. Я с трудом пробивался наверх. Начинал констеблем в лаймхаусских доках, если вы себе представляете, что это значит. Насчет мошенников - пожалуйста: у меня сейчас как раз в руках славная шайка. Но это... это не убийство, а ночной кошмар.Он безнадежно махнул рукой.- Просто не за что ухватиться. Я вынужден смотреть, как оно идет своим чередом, и мириться с безумием, тогда, может быть...
Слушайте. Практик скажет, что Гиблая улица - бред. Однако Джек Кетч знает, что делает, и делает свое дело успешно. Раз он утверждает, что Гиблая улица есть, я скорее поверю ему, чем всем респектабельным личностям, сообщающим нам гораздо более бредовые вещи.- И вызывающе оглядел всех присутствующих.- Мы обязаны ее найти. Это наша единственная надежда. Вам наверняка известна география Лондона. Ну, я разослал целую армию агентов. Мы знаем, что в данный момент не существует улицы с таким названием; остается только вероятность, что она существовала когда-то. Вполне возможно, Лондон ведь очень сильно менялся. Может быть, пять, десять, пятнадцать лет назад...
– Или сто пятьдесят,- добавил сэр Джон.- Если вообще была. Вам понадобится целая армия знатоков старины, Толбот. А у вас есть лишь телефонное сообщение...
– Хорошо, сэр. Ладно. Согласимся. Я расспрашивал слуг, просматривал архивы, ничего не нашел. Допустим, улица поменяла название сто пятьдесят лет назад. Разве не вполне естественно для этого самого Джека Кетча называть улицу так, как она называлась в восемнадцатом веке? Ведь он сам жил в восемнадцатом веке...
– В семнадцатом,- поправил Банколен.- Знаете, я хорошо знаком с подобной литературой. Служивший в Тайберне палач всегда носил псевдоним Джек Кетч, в честь некоего Ричарда Джекетта, которому в 1678 году принадлежало поместье Тайберн.
– Больше того,- настойчиво продолжал Толбот, по телефону было сказано, будто некто повешен на виселице на Гиблой улице. Надо искать старые улицы, где некогда стояли виселицы. Скажем, сам Тайберн, начало Эджверроуд, не так ли?
Черт побери, старина,- раздраженно бросил сэр Джон,- неужели вы думаете, что он висит на Триумфальной арке?
– Я ничего не думаю, сэр! А происшествие с мистером Доллингсом, о котором я слышал? Он видел зловещую тень виселицы, и только сумасшедший подумал бы, будто какие-то праздные люди забавляются в час ночи виселицами по всему Лондону. Мистер Доллингс действительно ее видел. А раз он провожал домой мадемуазель Лаверн, это определенно случилось совсем неподалеку от Маунт-стрит. По крайней мере, в том районе. Тем больше оснований считать это правдой, ибо господин аль-Мульк направлялся именно туда. Толбот, явно озадаченный собственным красноречием, откинулся на спинку стула, скрестив руки. Пока он говорил, я не спускал глаз с Банколена и мог поклясться, что на его губах мелькала слабая улыбка.
– Браво, инспектор!- пробормотал он.- Боюсь, вы упустили одну мелочь, но, если я вам сейчас на нее укажу, мы еще глубже утонем в густой черной каше. Сэр Джон задумчиво смотрел на Толбота. Потом его тонкие губы смягчились в улыбке, вокруг глаз образовались веселые морщинки.
– Поздравляю вас, Толбот,- насмешливо молвил он.- Вы с поразительным послушанием следуете путем, указанным Банколеном. Суперинтендент Мейсон будет очень доволен. И академики из Скотленд-Ярда. Нас высмеют все лондонские газеты.
– Ничего не поделаешь, сэр. Это наш единственный шанс. И еще одно: я кое-что разузнал о докторе Пилгриме, проживающем в этом клубе. Он слывет одним из лучших знатоков старого Лондона. Может быть, он нам немного поможет?
– Мысль неплохая,- одобрил Банколен.- Мне, пожалуй, было бы интересно познакомиться с джентльменом, о котором нам рассказывал Джефф. Что вам о нем известно, сэр Джон?
– О Пилгриме?- тряхнул головой сэр Джон.- Не много. Только то, что я вчера вам рассказывал. Кажется, несколько не от мира сего... Одна его книга наделала шуму несколько лет назад. Его прозвали "детективом-историком".
– Детективом-историком?
– Да. Он взял несколько громких исторических дел об убийстве, так и не получивших убедительного объяснения, рассмотрел их в свете вещественных доказательств, представив в виде современных судебных протоколов. Некоторые результаты, весьма увлекательные, обвиняли давно умерших людей. Кажется, за это его чуть не выгнали из какого-то исторического общества...
– Мне известен,- пробормотал Банколен,- блистательный исторический принцип, согласно которому все интересное либо не имеет значения, либо ошибочно. То, что нам рассказывают о жизни средневековой Англии, списано, на мой взгляд, с современной английской жизни, с одной длинной речи в палате общин... Ну ладно. Пойдемте поговорим с камердинером аль-Мулька.
Когда мы вошли, Жуайе грел руки у камина в гостиной. Это был очень плотный низкорослый мужчина с красным лицом с тяжелыми брылами. На большой голове наискосок зачесаны редкие пряди в виде модного чуба. Масса морщин вокруг изумленно вытаращенных голубых глаз. Под картофельным носом немыслимые усы с затейливо и потешно загнутыми кончиками. С первого взгляда в глаза бросились живот, цепочка от часов и хриплая одышка.
– Ах, месье!- вскричал он утробным голосом, выпучивая глаза, пыхтя от волнения, шевеля усами.- Плёхо дело, а? Йя только што пр-риехал из Пар-рижа!- Внезапно раскланялся, как в менуэте, сделав широкий жест.- Плёхо говору по-англиски... Ви видите?
– Говорите по-французски,- предложил Банколен на своем родном языке.
Живот Жуайе энергично заколыхался, он звучно закудахтал, лицо просияло, заиграло морщинками.
– Хорошо, отлично, месье. Хочу говорить и никак не могу. А? Но...- Он помрачнел, потом быстро, взволнованно затараторил: - Вчера вечером я получил телеграмму с приказом вернуться...
– Что он говорит?- спросил Толбот.
– Вы послали ему телеграмму с приказом вернуться?
Толбот, с отвращением поглядев на француза, кивнул. Выразительные голубые глаза Жуайе враждебно сверкнули.
– Адрес узнал у Грэффина,- объяснил инспектор.
Жуайе готов был взорваться.
– Жена мне говорит,- растолковывал он,- Марсель, ты же в отпуск приехал, покуривай трубку, гуляй в саду... Видели бы вы мой сад, прекрасные цветы, как на первоклассных похоронах. Летом, конечно. Но я говорю, нет, сейчас же еду в Лондон!
Нас несколько озадачила энергичность камердинера, убедительно наивное поведение. Неудивительно, что служители клуба с трудом имели с ним дело. Было в нем что-то общее с Наполеоном; мы явно столкнулись с французским слугой-демократом, лучшим в мире другом. Поэтому Банколен предложил: