Потерянная виселица (= Тень убийства)
Шрифт:
– Где бы он сейчас ни был,- прокомментировал детектив. После паузы глубоко вдохнул и продолжил: - Хотелось бы заглянуть к нему в спальню, если вы меня проводите, Жуайе. Вы идете, инспектор?
Толбот заторопился за ним. Сэр Джон неподвижно стоял у стола, хмуря брови. В такой обстановке я чувствовал уныние и неловкость. Простой стук закрытых дверей раскатился под высоким сводом гулким трескучим эхом, казалось, зеленые портьеры заколыхались, вазы слабо, неуверенно содрогнулись, даже бронзовые фонари в ответ звякнули. Здесь не было слышно ни ветра, ни шума дождя, ни дружелюбного тиканья каких-нибудь часов. Тедди показалось, будто он здесь что-то увидел. Должно быть, прискакал сюда, посвистывая, помахивая ведерком с углем, склонив набок голову. Весело разжег камин. Я мысленно видел, как сморщенное, помятое личико медленно глянуло через плечо, когда он на коленях стоял перед топкой, взгляд внезапно застыл, резко дернулись рыжие брови, рот стал квадратным, словно у греческой маски. Швырнув ведерко, он с визгом побежал... от чего?
Я перевел взгляд на стену справа, доверху заставленную полками. Сверкали белые клавиши рояля. Дальше в углу поблескивал тусклыми золотистыми, оранжевыми, черными, охряными оттенками расписной саркофаг, нарисованное на котором лицо с каждой минутой приобретало все больше поразительного сходства с Низамом аль-Мульком. Это была не иллюзия распроклятый портрет действительно походил на него. Круглые карие глаза, обведенные черными кругами, таращились идиотским пристальным взглядом, подобно жутким лицам, что маячат перед нами в серых коридорах ночных кошмаров... Над саркофагом висели реликты: кожаная боевая фараонова рукавица, изношенная в сражениях, которой он натягивал лук или держал поводья; золоченая кожаная кираса; устрашающий меч, копье, кинжал и праща. Я подошел к саркофагу, пристально вглядываясь в нарисованное лицо, удивляясь, отчего тяжело и звучно колотится сердце. Потом показалось, будто на ближайшем окне шевельнулись камчатные шторы... Я резко повернулся и распахнул их. За ними открылось лишь огромное зарешеченное окно, за которым виднелся грязный переулок, тянувшийся слева от меня от Сент-Джеймс-стрит и заканчивавшийся тупиком. Я взглянул на глухие стены, на закрытые оконные ставни напротив, выходившие в переулок, как наши, и потом задернул гардины.
– Кто это тут курит?- спросил сэр Джон. Казалось, его голос доносится издалека. Я оглянулся, видя, что он глядит на стол, который я теперь видел с другой стороны, не заваленный огромными стопками книг.
– Никто...- сказал я. Он ткнул костлявым пальцем на большую книгу. Я никогда не думал, что взгляд солидного, хладнокровного сэра Джона Ландерворна может быть таким страшным. Глаза, подчеркнутые тонкими темными бровями, не мигая смотрели на меня с серого, в жутком серо-зеленом свете лампы, лица с костлявыми скулами. Острые плечи так вздернуты, что у него как бы не было шеи. Палец по-прежнему указывал на книгу. Вокруг нее было пусто. Она лежала открытой, стул рядом был отодвинут, как будто кому-то помешали читать. Рядом с книгой стояла глубокая бронзовая пепельница, в бороздке лежала сигарета, испускавшая прямую струйку дыма. Словно кто-то был вынужден прервать чтение... Я подошел к столу и всмотрелся. Ни отзвука, ни шороха под высоким сводом, ни мерцания зеленой лампы. Сигарета "Абдулла" наполовину истлела. Это была книга Де Куинси "Убийство как вид изящного искусства". Указующий перст сэра Джона опустился. Он отвернулся от стола.
Глава 10
ЦАРЬ, УВЕНЧАННЫЙ ДИАДЕМОЙ
Я долго смотрел на красноречивый том, пока он не расплылся в тумане, утратив всякий смысл, а пепел догоревшей сигареты не упал в бронзовую пепельницу. Потом оглянулся направо, на дверь к черной лестнице.
– Как глупо с нашей стороны,- сказал я,- не заглянуть в эту дверь...
– В самом деле?- переспросил сэр Джон.- Не уверен. Я бросился к ней, увидев то, чего ожидал. Засов отодвинут, дверь прикрыта, но не заперта, ключ торчит снаружи. Дальше темная площадка, пыльная, непродуваемая, с причудливой балюстрадой, петлявшей между ступенями; стены, оклеенные тусклыми желтыми обоями. Я стоял на верхнем этаже, где лестница кончалась, слева находился только трап к люку на крыше. А справа - окно. Оглянувшись, я увидел вышедшего из спальни Банколена. Он остановился, взявшись за ручку двери, Толбот маячил у него за плечом.
– Я уже видел, Джефф,- сказал он.- Пока не трудитесь,- думаю, вы ничего не найдете.
– Да вы ведь на стол не взглянули,- заметил я.- Тут наверняка кто-то был несколько минут назад... Что там в комнатах?
– Ничего,- ответил мне Толбот.- Место очень странное, но все в порядке. Не нашли под кроватью ни мумии и ничего подобного,- кивнул он на саркофаг. Банколен, сунув руки в карманы, разглядывал книги, лежавшие на столе, потянулся за каким-то томом в кожаном переплете, оглядел его с обеих сторон, снова бросил.
– Ба! Декорация,- усмехнулся он.- Страницы не разрезаны. Громкое название, выбранное для прославления убогих преступлений Джона Уильямса! Джек Кетч кое-что отсюда позаимствовал. Эй!.. Один ящик стола был слегка выдвинут, и детектив заметил, как внутри что-то блеснуло. Вытащил из нагрудного кармана носовой платок, намотал на руку, открыл ящик...
Там на красном лоскуте лежал длинноствольный револьвер с рукояткой из слоновой кости, несколько крупных стеклянных пуговиц, пара золоченых кисточек от аксельбантов, дешевые часы.
– Убийца,- заключил Банколен,- вернул свою добычу.
Толбот шмыгнул мимо него и уставился в ящик.
– Да ведь это же... вещи шофера!- пробормотал он и, как бы совершенно отчаявшись, сунул блокнот в карман.
Банколен осторожно приподнял конец красного лоскута, испачканного снизу черноватой грязью. Под ним лежала большая фотография Смайла, мертвого шофера, в боксерских трусах и перчатках. Лицо злобное, бешеное, напряженные черные мышцы лоснились над перчатками. В углу размашисто было написано: "Искренне Ваш Дик (Киллер) Смайл, Нью-Йорк, 27 августа".
– Значит, телохранитель,- промычал Банколен,- бывший боксер...
Детектив замолчал, вдруг застыл, судорожно сжав в кулак руку, в глазах его вспыхнул страшный, хорошо знакомый мне свет прозрения. Свет мгновенно погас, Банколен слегка пожал плечами, с сухой улыбкой отвернулся. Но я, стоя за столом с зеленой лампой, знал, что он раскрыл дело.
– Я все это забираю,- сказал Толбот, осторожно завернул вещи в платок и вытащил из ящика.- Это означает одно,- лихорадочно продолжал маленький инспектор,- убийца захватил господина аль-Мулька, забрал у него ключи и в любой момент может войти в дверь с переулка. Но зачем, зачем?.. Если бы мы чуть раньше пришли...
Банколен задумчиво покачал головой:
– Не уверен, что мы бы успели, инспектор. В любом случае...
Он окинул взглядом стол, оглянулся на саркофаг, подошел к нему, потрогал древнее дерево и, как бы по наитию, открыл деревянную крышку.
– Ничего внутри нет,- констатировал он, закрыв крышку и оглянувшись с насмешливой улыбкой.- Я так и знал, что нет, только вас хотел успокоить. Да-да. Как только появляется саркофаг, воспитанная на художественной литературе фантазия немедленно подозревает наличие внутри хорошего свежего трупа, фактически чего угодно, кроме мумии.- Француз задумчиво оглядел комнату, устремил взгляд на ближайший из четырех бронзовых фонарей, висевших в добрых пятнадцати футах над нашими головами.- Жуайе,- сказал он, вытянув шею,- У вас тут нет, случайно, стремянки?
– Пардон?- переспросил Жуайе. Банколен указал на фонарь.
– Вот,- объявил он тоном знатока,- редкий образец старых бронзовых изделий Вагуляна-Кинвица позднего периода. Хочу поближе посмотреть. Принесите-ка мне стремянку.
– Шутка зашла чересчур далеко, старина!- воскликнул сэр Джон.- Мы целый день терпим ваши дурачества. Теперь прекратите молоть чепуху и...
– Вам известно, что я не шучу,- спокойно отвечал детектив.- Кроме того, если вы не интересуетесь бронзовыми изделиями Вагуляна-Кинвица, то я интересуюсь. Жуайе исчез в направлении спальни и вновь появился, таща огромную шаткую лестницу. Он установил ее под фонарем и придерживал, пока Банколен поднимался. Мы слышали высоко в темноте, где трудно было бы что-нибудь разглядеть, как детектив постукивает по фонарю, изумленно прищелкивая языком.