Потерянные в прямом эфире
Шрифт:
Но я просто стояла, позволяя ему целовать меня, при этом задыхаясь и медленно сходя с ума.
Наконец-то Игорь прекратил эту пытку для нас обоих, оторвавшись и тяжело дыша. Его потряхивало. Мужские руки легли мне на плечи, а лоб уткнулся в мой, что было не так уж просто из-за разницы в росте.
«Почему так? Почему сейчас?» — крутилось в голове. Я вдруг подумала, что целуй он меня так четырнадцать лет назад, то всё сложилось бы совсем иначе.
Одинокая слеза сорвалась с моих ресниц. Это не так уж и просто — осознавать, что вы оба глупцы, умудрившиеся
— Почему сейчас… — прошептал Ключевский, словно озвучивая мои мысли вслух.
Я не знала, да и не хотела знать. Ведь это означало бы, что всё можно было исправить ещё тогда… А мы лишь доломали то немногое, что связывало нас, разбежавшись по разным углам.
Что-то раскалённо-острое пронизывало меня насквозь, выбивая остатки воздуха из лёгких. Я задыхалась. Меня тошнило. Казалось, что так плохо не было ещё никогда. И дело заключалось не только в тоске по Игорю: скорбь по не случившемуся прошлому я-Игорь-Сеня оказалась куда сильнее. Ведь всё могло бы быть. Но нет.
И чтобы не развалиться окончательно на части, я прижалась к его губам. Мой поцелуй был другим: неспешным, испуганным, болезненным… Игорь с готовностью отвечал мне, вторя каждому движению.
Мы целовались долго, позабыв обо всём на свете. Мимо нас нескончаемым потоком шли люди, где-то там гудели машины, шумело наземное метро. Москва жила своей жизнью, и лишь мы вдвоём окончательно потерялись в паутине наших взаимоотношений.
А потом… Мы просто разошлись в разные стороны, даже не взглянув друг другу в глаза.
Нам нужны были время и капелька благоразумия.
***
Первым делом я поехала домой. К себе домой. Приняв холодный душ, переоделась в свежую одежду.
Меня всё ещё ломало изнутри, хотя, казалось бы, ну что такого произошло? Поспорили, поцеловались и даже не сказали ничего нового. Но душа всё равно не находила себе места, уж больно красноречивый поцелуй у нас вышел. Такое бывает, когда слов не хватает. И не было в нём ни страсти, ни прощения. Злость и боль. Вот наш удел.
Не в состоянии совладать со своими чувствами я металась по квартире, чуть вновь не влетев в осколки вазы, разбитой Жужалицей в день нашей первой встречи.
Впрочем, именно уборка позволила немного прийти в себя. Вместо того чтобы сходить с ума из-за Игоря, я старательно думала о Жуже и о том, как вовремя она появилась в моей жизни. Смешно, но именно маленькая такса учила меня безусловной любви и смирению. Не знаю, кем был даритель, но он явно знал, что делал. Кстати о подарках. Мысли неожиданно закрутились в новом направлении, и уже минут через пять у меня был готов относительно приемлемый план на ближайшее время.
Наведя какой-никакой порядок в доме и в душЕ, я отправилась на радиостанцию. Наконец-то можно было вернуться за руль своей машинки, и это придавало уверенности, как если бы свобода опять была в моих руках.
На работе обнаружилась куча нерешённых вопросов, но зато ближе к обеду мне удалось поймать Данилова.
— Лёшка, — шмякаясь рядом с ним на соседний стул,
— Своим уже не справляешься? — хмыкнул приятель.
— Как видишь, — улыбнулась я, несмотря на дикое волнение. — Мне нужно сделать подарок одному человеку.
— Надеюсь, повод веский, раз ты прибегаешь к тяжёлой артиллерии.
— Четырнадцать пропущенных дней рождений считается?
Лёша помолчал, с непривычной серьёзностью взглянув на меня.
— Это имеет какое-то отношение к тому парню с твоей днюхи?
Медленно кивнула головой и призналась:
— Это мой сын.
Данилов художественно выматерился и схватился за голову.
***
На радиостанции я постаралась не задерживаться. У Арсения сегодня после уроков был футбол, но дома меня ждала Жужалица и явно скучала. А ещё я надеялась, что Игорь тоже приедет домой пораньше: нам нужно было поговорить. Правда, я всё ещё не представляла о чём. Вот почему нельзя было просто проораться и сделать вид, что всё прошло? Но ведь не прошло бы.
Нас тянуло друг к другу. Факт.
Нас воротило друг от друга: уж слишком много боли мы причинили себе. Ещё один факт.
И если бы дело касалось только нас, было бы проще. Но у нас был ещё Арсений, и я была просто обязана направить всю свою энергию на нормализацию отношений с ним, а всё остальное… могло подождать.
Но у жизни, как всегда, оказались свои планы.
И пока я воевала с замком, стоя у двери Ключевских, та неожиданно распахнулась, явив моему взору заметно округлившегося Вячеслава Макарова, держащего на руках Жужу.
Широкие рыжие брови сошлись на переносице. Не могу сказать, что он был сильно удивлён, скорее уж ему было любопытно. Карий взгляд прошёлся по мне вверх-вниз, задержавшись в области живота. Серьёзно?
Я даже успела позлорадствовать на счёт того, что была одета в дутую куртку, а в ней фиг чего поймёшь.
— Кот из дома — мыши в пляс, — философски заметил Макаров.
— Домашних котов нынче принято кастрировать, — в тон Славке будто между делом заметила я.
Жужа, должно быть тоже имеющая что-то против семейства кошачьих, солидарно тявкнула. Мужская рука тут же её погладила, вызвав во мне детское желание забрать собаку обратно, приговаривая, что вообще-то это моё. Наверное, в девятнадцать лет я бы так и поступила, но сейчас лишь снисходительно улыбнулась. Забавно, но с Макаровым мне действительно нечего было делить.
— Пустишь? — я вопросительно изогнула бровь, кивнув в сторону дверного проёма, который он всё ещё преграждал.
Слава поскрёб заросший подбородок, словно размышляя, насколько мне можно доверять.
— Всё зависит от того, зачем ты пришла.
— Разумеется, разбивать сердца и рушить надежды, — фыркнула я, после чего уже более серьёзно добавила: — Он мой сын, и я должна быть здесь.
— Долго же ты это понимала.
— Долго, — не стала я опровергать очевидное. — Но говорят, что лучше поздно, чем никогда.