Потерянный дневник дона Хуана
Шрифт:
В то же самое время донья Анна изо всех сил ударила прикладом бандита, стоявшего позади нее, и тот упал на землю, схватившись руками за живот. Главарь бросился на Анну, но я устремился к ней на выручку. Бандит, который спорил с главарем, не стал мне препятствовать. Я почти настиг обидчика, когда раздался выстрел. Пуля из мушкета доньи Анны попала ему в грудь. Увидев, как он рухнул на землю, остальные бросились бежать.
— О, Боже! — прошептала она, опускаясь на колени и зажимая рот руками. — Я убила его.
— Все в порядке, — сказал я, переворачивая его. Глаза бандита безжизненно
— Выбор есть всегда, — возразила донья Анна и повернулась ко мне. — Кто вы такой и чего от меня хотите?
Я собрался ответить, когда послышался стук копыт. Ее отец, вероятно, услышав выстрелы, скакал сюда. Через минуту он был уже рядом с нами.
— Ступай в дом! — приказал командор дочери и обнажил шпагу. — Я сам с ним разберусь.
— Отец!..
Она попыталась остановить его, но времени на объяснения не было. Командор был полон решимости убить меня, и я, чтобы спастись, бросился прочь. Клинок его шпаги просвистел совсем рядом и срубил ветку в дюйме от моей головы, следующий удар рассек рукав моего камзола. Петляя среди деревьев, я отыскал Бониту и вскочил в седло. Командор непременно настиг бы нас, если бы не дерево на его пути, которое пришлось объезжать. Выиграв минуту времени, я пустил лошадь в галоп, и мы понеслись через холмы в сторону леса. Оглядываясь, я видел в лунном свете своего преследователя, шпагу, занесенную над его головой, и лицо, пылающее от ярости. Он немного отстал, а потому нещадно пришпоривал и криком подгонял коня, чтобы тот шел быстрее.
Я свесился с седла на бок, чтобы беспрепятственно проскочить под ветвями деревьев. Бонита ускорила ход, и вскоре нам удалось оторваться от преследования. Остановив лошадь, я дал ей минуту передышки. Я нежно гладил ее по шее и прислушивался. Далеко позади слышался хруст ломающихся веток — командор все еще продолжал погоню. Сделав круг, я осторожно выехал с другой стороны леса и поскакал через поле. Мягкая земля приглушала стук копыт. Только на другой стороне холма, оказавшись на безопасном расстоянии, я позволил себе снять маску. От теплого ветра слезились глаза. Я направил лошадь в сторону города, чтобы укрыться за его надежными стенами.
Беспокойный Кристобаль встретил меня в дверях и уставился на порванный рукав моего камзола.
— Молния, — коротко пояснил я, делая вид, что не замечаю сомнения в его взгляде.
Он снял с меня камзол, чтобы починить, а я, словно грешник на исповедь, отправился делать очередную запись в дневнике.
Мне не давал покоя вопрос доньи Анны: чего же я все-таки хотел от нее нынче вечером? Что привело меня на ее гасиенду? Только ли жажда очередного приключения? Обычно я предпочитал срывать плод, который висит ниже других и успел налиться соком желания. Этому научил меня маркиз, и именно в этой тактике заключалась разгадка моего успеха. Призыв, исходящий от женщины, я умею улавливать с такой же точностью, как определять спелость груши. Но, согласитесь, дама, которая при первой встрече направляет на тебя ружье, едва ли похожа на легкую добычу.
Сегодня ночью мне не оставалось ничего другого, как прийти на помощь донье Анне, хотя, по сути, я вовсе не был рыцарем, единственная цель которого — совершать благородные
«Милостию Божией,
всем, кто увидит сию Грамоту, да будет известно, что Мы, Нашей особой милостию, на основании того, что Нам известно, сим удостоверяем, что возводим Хуана Тенорио по положению, достоинству, титулу и почестям в благородное звание идальго нашего Испанского королевства.
Выдано в Нашей канцелярии, заверено Нашей подписью и большой королевской печатью, согласно приказу Короля». Документ скрепляла личная подпись его Величества короля Филиппа II. Или же очень искусная подделка.
Я не знаю, какой ответ мог бы дать донье Анне на ее простой вопрос. И в самом деле, кто я такой? Кем только я не был… Сначала — сиротой и церковным служкой. Нынче я благородный идальго и обольститель. А в промежутке, как ни крути, был преступником и шпионом. Вправду ли у нас всегда имеется выбор или же судьба, выбрасывая кости, сама определяет наш жизненный путь?
Человек — не тот, кем он рожден
Покинув келью Терезы в нашу последнюю ночь, я больше не вернулся в стены своего монастыря. Идти мне было некуда, я стал искать прибежища среди нищих, проституток и преступников в Аренале. Они и подсказали, где можно найти приют — «Таверне пиратов».
Маленькое окошко приоткрылось, и вместо приветствия мне в лицо уткнулось ружейное дуло. Я быстро проговорил пароль, который мне подсказали:
— Иисус Христос, Господь наш, который пролил за нас свою драгоценную кровь, пожалей меня, великого грешника.
— Чего тебе надо?
— Мне сказали, что здесь живет женщина по имени Серена.
— Пусть войдет, — мягко сказал кто-то из глубины комнаты. Позже мне будет казаться, что именно такой голос мог быть у моего родного отца. Какой-то головорез, ворча, впустил меня внутрь, и первое, что я увидел, была широкая приветливая улыбка Мануэля. Круглолицый, с русыми кудрями, он был одет в белую рубашку, рукава которой, закатанные почти до самых плеч, обнажали сильные руки. Поверх белой рубашки был простой коричневый жилет — своего рода униформа владельца таверны.
У жены Мануэля, Серены, были длинные каштановые волосы и темные шоколадные глаза, цветом похожие на мои. Она оглядела меня с головы до ног, как будто приценивалась к лошади, прежде чем ее купить.
— Не знаю, Мануэль, по мне, он выглядит слишком невинным.
— Говорю тебе, от мальчика будет толк. Взгляни на его руки.
Я быстро спрятал руки за спину, но Серена нежно взяла их в свои ладони. Следы недавних побоев — синяки и свежие раны — произвели на нее глубокое впечатление.