Потерянный дом, или Разговоры с милордом
Шрифт:
– Зюк-зюк-закардель! Зюк-зюк-закардель! – пропела она, покачивая малыша на руках.
Егорка смутно, с непонятной радостью вспомнил эту загадочную бабушкину припевку, с которой она баюкала всех внуков. Малыш смешно задергал ручонками и улыбнулся беззубым ртом.
Ребенок был вновь водворен в кроватку, и ватага детей вместе с Егоркой убежала в детскую. Егор был тут же включен в работу: шили латиноамериканский костюм Хуанчику и клеили ему сомбреро из бумаги для детсадовского праздника, посвященного освободительной борьбе народов. Егорке досталось красить черной тушью широкие поля сомбреро, Ника строчила
Егорка заметил, что мать с Любашей, выйдя из спальни, уединились в дедовом кабинете и прикрыли за собою дверь. Бабушка Анастасия с обеспокоенным лицом вошла в детскую.
– Егорушка, пойдем, я тебя оладушками угощу, – сказала она.
– И нам! – закричали Шандор с Хуаном.
– Вы уже ели. Сидите! – бабушка увела Егорку на кухню.
Там она усадила его за стол, придвинула оладьи с вареньем, а сама уселась напротив, наблюдая, как Егорка ест.
– Егорушка, ты мне скажи: где папа? – вдруг строго спросила она, глядя на внука сквозь очки увеличенными глазами.
– В командировке, – нехотя ответил Егорка.
– Что это за командировка такая! Нет, я чувствую, что-то у вас неладно… Как вы летом отдохнули?
– Хорошо.
– Бабушка как себя чувствует? – продолжала допрос Анастасия Федоровна.
– Какая? – удивился Егорка.
– Бабушка Серафима, какая же! Вы же у нее отдыхали!
– Не-е… – протянул Егорка. – Мы на даче были у Григория Степановича.
Бабушка Анастасия подобралась и вдруг, уперев в стол руки, громко позвала:
– Ирина! Люба! Идите сюда!
На зов появились из кабинета мать с Любашей, слегка встревоженные бабушкиным тоном.
– Что случилось, мама? – спросила Любаша.
– Идите сюда. Садитесь, – приказала бабушка. – Ириша, вы где отдыхали летом? – обратилась она к матери.
Егорка заволновался, он понял, что допустил какую-то ошибку. Но мать не почуяла опасности, она лишь взглянула на сына, как бы говоря: я тебе потом объясню! – сама же ответила:
– У мамы были. Вам привет.
– А почему Егорушка говорит, что вы были на даче? Кто такой этот Григорий Степанович? Женя был с вами? – перешла в наступление Анастасия Федоровна.
Мать поняла, с досадой взглянула на Егорку.
– Нашла кого слушать. Ребенка! – сказала Любаша.
– Егор… – обратилась бабушка к внуку.
Но мать, словно защищая, прервала ее.
– Егор правду сказал. Не были мы в Севастополе. Женя с весны с нами не живет.
Егорка перестал жевать, глаза его наполнились слезами, но на него не обратили внимания, поскольку слезы и упреки бабушки Анастасии, сопровождаемые сердечным приступом, надолго отвлекли Любашу и мать от детей. Напрасно мать уговаривала Анастасию Федоровну, что ничего страшного не произошло, такое бывает в семьях, напрасно убеждала Любаша, что старший сын жив-здоров, звонил недавно, приходил навестить в роддом, а что про отпуск врал, так это не хотел волновать… Все напрасно! Бабушка Анастасия упрекала всех в невнимании и неблагодарности, а также в том, какой дурной пример подают ее дети своим детям.
– У одного Федечки все в порядке, а вы… Он что – совсем к вам не заходит? – вдруг спросила она, переставая плакать.
– Он боится. Его милиция ищет. Помнишь, участковый приходил? – брякнула Любаша.
– Что?! – и снова начались жалобы и крики.
Егорка притих. Непонятно и страшно все это было – исчезновение отца, его розыски, милиция… Мать показалась в детской со злым, нервным лицом.
– Пошли, Егор. Сейчас я только позвоню.
Она быстро позвонила кому-то из дедовского кабинета, мигом собралась, и они с Егоркой, покинули бабушкин дом, провожаемые успокаивающими словами Любаши:
– Ничего, пройдет. Я ей потом все объясню…
Но домой мать с сыном не поехали, а направились на другой конец города. Ехали долго, с пересадками. Егорка старался представить себе – почему милиция разыскивает отца. Неужели он хулиган или вор? Почему он боится вернуться домой?
Наконец они добрались до двухэтажного кирпичного здания, окруженного участком с детскими качелями и горками. Участок был обнесен железным забором. У ворот с надписью «Дом малютки» ожидала их Мария Григорьевна с большим игрушечным грузовиком в руках, завернутым в пленку.
– Спасибо вам, Ирина Михайловна… – начала она жалким голосом, но мать оборвала:
– Перестаньте, Маша.
Они вошли в вестибюль здания. Здесь на длинной деревянной скамье у детских шкафчиков сидела девушка в свитере и клетчатой юбке. Рядом с нею находился рыженький конопатый мальчишка лет четырех, одетый в скучный серый костюмчик, но при галстуке.
Увидев вошедших, девушка поднялась со скамьи и направилась к ним. Мальчишка остался на месте, он лишь застыл, как испуганный зверек перед отчаянным прыжком, оборотив лицо к дверям. Казалось, что его рыженькие патлы шевелятся от волнения.
– Мария Григорьевна? – спросила девушка, подойдя и оглядывая женщин.
– Это я, здравствуйте, – ответила Мария Григорьевна.
– Меня зовут Шура. Директорша поручила мне познакомить вас с Митей, она сейчас в райисполкоме. Игрушку зря принесли, не надо начинать с подарков… – Шура говорила ровным, чуть усталым голосом.
– Простите, я не знала… – сказала Мария Григорьевна.
Егорка смотрел на мальчика. Тот не решался двинуться с места.
– Вас включили в список друзей Дома по ходатайству у-вэ-дэ, – продолжала Шура. – Это значит, что вам разрешается забирать ребенка домой на выходные. Я против этой формы, детям нужен постоянный дом, но раз директорша сказала… Может быть, вы добьетесь усыновления? – Шура вдруг с мольбою посмотрела на Марию Григорьевну. – Мальчик хороший, очень музыкальный. Ставьте ему пластинки, его надо развивать. Из сластей любит вафли и соевые батончики. Не перекармливайте сладким, – Шура вновь перешла на деловой тон. – Сейчас я его позову, – тихо закончила она.
Шура обернулась к мальчику.
– Митя! Иди сюда.
Мальчик встрепенулся и вдруг припустился к ним бегом по каменному полу вестибюля, звонко стуча металлическими подковками на ботинках.
– Мама! – крикнул он, подбегая и распахивая объятия, так что Мария Григорьевна от растерянности заметалась, не зная – куда деть грузовик.
Не успел Егорка опомниться от этого пронзительного крика, как мать присела и тоже распахнула руки навстречу мальчику. Она схватила его в объятия и подняла на руки. Мария Григорьевна неумело совала мальчишке грузовик.