Потерянный экипаж
Шрифт:
— Поехали!..
Все, кроме Карла, ведущего автомобиль, смотрели назад. Казалось, ожиданию не будет конца. Пламя, и сильный звук взрыва, и тишина, и всполошенный треск автоматов…
— Вот так! — сказал Бунцев. — Давай, Карлуша, давай, милый! Теперь на всю катушку давай!..
— Надо бросать машину! — сказала Кротова. — Пора, товарищ капитан! Один раз пронесло, второй не пронесет!
— Останови! — приказал Бунцев.
Они вышли
— Постойте! — сказал Бунцев. — Слушайте!
Все замерли.
Откуда-то издалека доносился неровный гул.
— Авиация? — спросил Бунцев. — Непохоже…
— Фронт, — сказала Кротова. — Это фронт, товарищи!
— Всё, — сказал Бунцев. — Бросаем машину. Тут километров пятнадцать.
— Да, — подтвердила радистка, — да.
— А куда машину? — спросил Телкин.
— Сейчас, — сказал Бунцев. — Забирайте вещи! — окликнул он товарищей. — Скорей!
Он один сел в «опель-адмирал», разогнал его и с ходу врезался в размокшее поле.
Сухая пыль щекотала ноздри, пахла свежеиспеченным хлебом. Нина и Мате подавали Бунцеву кирпичи, и капитан подгонял один кирпич к другому, тщательно заделывая проход в камеру для обжига, где сбился отряд.
Они натолкнулись на этот заброшенный кирпичный завод после четырехчасового блуждания по полям. Люди вымокли, обессилели. Приходилось обходить деревушки, перебираться через взбухшие ручьи, карабкаться по холмам. Канонада то приближалась, то отдалялась. Но выходить на дорогу здесь, уже вблизи от линии фронта, Бунцев не рискнул.
Так они приблизились к какому-то городу. Незадолго до этого отряд слышал характерные разрывы авиационных бомб, а теперь видел, что там, где рвались бомбы, полыхает пожар и на высветленном огнем небе рисуются контуры зданий.
Обходя город, они и натолкнулись на кирпичный завод: снесенная до половины толстая труба, штабеля кирпича, брошенные на рельсах узкоколейки опрокинутые вагонетки…
Камеру для обжига обнаружил штурман.
— Лучше всякого блиндажа! — уверял Телкин.
Камера действительно оказалась удобной, хоть и тесноватой. Правда, в стене ее, выводившей к узкоколейке, зияла узкая пробоина, но Бунцеву и пробоина понравилась: через нее можно было наблюдать за территорией завода.
Заложить за собой проход в камеру предложила Кротова. Совет был дельный, и теперь Бунцев с помощью Мате и Нины заканчивал работу. Остальные меж тем раздевались, выжимали промокшие куртки, сбрасывали сапоги.
— Всё! — сказал Бунцев, протиснув последний кирпич. — Замуровались. Черт нас теперь найдет… Как устроились?
— Нормочка! — сказал штурман.
— Потише, — предупредил капитан.
В жидком
Канонада еле доносилась сюда. О ней скорей можно было догадаться, чем услышать ее.
Бунцев присел возле Нины.
— Туалетом пора заняться, — сказал он. — Отдохните и спарывайте к лешему знаки различия. Еще свои перестреляют… Ольга! Остались у нас припасы?
Еды оставалось мало. Вина — в одной бутылке. Да во фляге Ласло была вода.
— Ничего, продержимся, — сказал Бунцев. — Дели, Ольга!
От мокрых шинелей и потных, разгоряченных тел поднимался тяжелый дух. Но он никого не смущал. Ели и пили жадно, быстро.
Потом Бунцев разобрался в карте. Получалось, что до линии фронта не больше десяти-двенадцати километров. Никак не больше.
— Если наши прорвутся до рассвета, нынче же у своих окажемся! — сказал Телкин. — Елки точеные! Понимаете, нынче!
— Все может быть, — сказал Бунцев. — Ложитесь спать. Я покараулю первый…
Штурман виновато ссутулился. Нет, Бунцев еще не простил ему охранника.
— Что сказал капитан? — спросил у Нины Карл.
— Капитан приказал спать, — сказала Нина.
Сидя возле пробоины, за которой все так же уныло капало, но уже серел осенний рассвет, Бунцев нет-нет да и вскинет голову, заслышав среди однообразных звуков какой-нибудь новый, непривычный. Но все оставалось спокойным, ничто не угрожало отряду.
Из пробоины несло сыростью, и сначала это было неприятно, но потом Бунцев стал радоваться проникающему в камеру холодку: он мешал заснуть.
Усталость далеко отодвинула события минувшей ночи, и они уже казались такими же странно неправдоподобными, как события первых дней скитаний по немецкому тылу.
Словно это не ты, а кто-то другой захватывал пленных и машины, расстреливал эсэсовцев, распускал венгерских саперов. Кто-то другой, везучий и отчаянный, кому так же легко было бы перенести и нынешнюю усталость, кому так же легко было бы выйти к своим.
А Бунцеву было трудно, и он опасался предстоящего броска к линии фронта. Местность наверняка кишела немецкими частями. Немцы могли прийти сюда, на кирпичный завод, занять здесь оборону, если советские войска прорвутся и погонят их. Что делать тогда? Выждать, пока начнется атака, и ударить по фашистам с тыла? Вероятно, так. Но прежде чем ударишь, завод десять раз может разнести по кирпичику собственная артиллерия! Набросают «чемоданов» — и привет! А ведь и «катюша» сыграть может в довершение концерта…